
Пролистав взглядом собравшихся, поведал то, чего они больше всего опасались.
Все, братья, пора заканчивать праздник, билеты закончились, нужно расходиться.
— Как такое возможно? Какие это шутки? Зря весь день здесь мокли? — едва слышный шепот недовольства с примесью ожидания сочувствия.
— Что же с деньгами, которые мы перечислили? У нас ведь чеки есть. Ранее всем членам охотобщества хватало путевок. Это безобразие! — возмущался один из ожидающих, пытаясь хоть чем-то повлиять на исход ситуации.
Другие поддержали его единодушно, хлопали бумагами, показывая полное согласие с справедливой претензией свежего лидера, очевидно ведя толпу к восстанию.
— Митинговать не будем! Кто горько нуждается — с квитанцией в область! Ну, или к частнику. А у нас лимит. Всё, прием закончен. Егерь твердо подвел черту, закрывая дверь за шустрым счастливчиком, успевшим получить последнюю путевку.
«Вот и поохотились,» — задумчиво произнес Стрельбин, спускаясь вниз по лестнице. — «В какую сторону? К какому человеку? Может быть, белены кушал?» Сегодня уже поздно куда успеть, а завтра… Завтра суббота, день открытия…»
То, что он не спешил, как другие, перечислить плату за путёвку в банке, немного грело душу.
Идя домой, вошел в магазин, где потратил сбережения на четвертишку. Дополнительно приобрел порцию закуски: пучок зелени, половинкой ржаного хлеба, плавленым сыром и килькой в томате.
Завтра пригодится, — подумал охотник, укладывая продукты в холщовую сумку. В голове подспудно рождался план противодействия сложившейся ситуации. Была-не была! Раз так — поохочусь и без вашего разрешения! — тешил себя дерзкой мыслью о возможности безнаказанно нарушить строгий порядок. В конце концов не посадят же за это! Можно себе позволить хоть раз в жизни…
Стрельбин не считал себя стариком, хотя возраст напоминал о себе скрипом суставов и ломотой в пояснице. Давление также прыгало. Бодрись как бодрись, а на пенсию зря не провожают. Он привыкал к тому, что приходится менять привычки, подстраиваться под испытания судьбы. Сегодняшний случай не одинок. Например, скоро заканчивается разрешение на охотничье оружие. Пять лет, отведенных законом, пролетели незаметно, и опять грядут хлопоты по продлению документа: поход в полицию, сбор справок, медкомиссия, очереди… И все недешево! Морока, да и только. Не раз уже мысль продать ружье и расстаться с охотой подтачивала старого охотника, но он оттягивал решение до того момента, когда прижмет так, что медлить будет невозможно. Этот момент неумолимо приближался.
Многое отталкивало Стрельбина от решительного шага. Прежде всего, почти полувековая страстная увлеченность охотой останавливала и тормозила его. Такой интерес нельзя списывать со счетов единым махом: это не просто привычка, а образ жизни, без которого в старости легко может превратиться в серые будни безрадостного инертного существования. Во-вторых, продажа ружья грозит обернуться бесповоротным моментом: путь назад станет почти невозможен. В тартарары полетят многолетний стаж, опыт, заслуги. Образумишься, пожелаешь вернуться в ряды приверженцев Артемиды и вновь купить хотя бы гладкостволку, не говоря уж о нарезном, — начинай все с нуля.
Как непросто снова пройти через те же процедуры! Вновь в областном центре курсы обучения, экзамены, получение лицензии. Лучше даже об этом не думать, «не делать себе нервы». Многим знакомым Стрельбина такой «порядок» казался странным, но все равно приходилось с ним соглашаться: ведь закон — закон!
Третье — найти достойного покупателя непросто. ТОЗ-63 многим знаком как курковая горизонталка серийного производства. Возраст, как и у хозяина, раритет. Сохранность неидеальная: ружье за годы побывало в передрягах. Так что, как говорится, задорого не продашь, а задешево жалко. Хотя по большому счету дело не в деньгах. Память — вот что останавливало совершить опрометчивый поступок: столько незабываемых воспоминаний связано с этим надежным спутником в охотничьих скитаниях! Именно с надежным: ни разу ружье не подвело, не закапризничало, родненькое, ни под проливным дождем, ни на трескучем морозе.
Солнечное и теплое утро следующего дня, по-настоящему весеннее, окончательно утвердило в Стрельбине решимость отправиться вечером на тягу вальдшнепа любой ценой. Пусть этот сезон станет для него последним — пусть же в грядущий апрельский вечер торжественным финальным салютом прогремит выстрел, завершающий его многолетнюю охотничью эпопею.
Четыре версты по почти сухому проселку отделяли Стрельбина от березовой рощи. Он преодолел расстояние за полтора часа без особых усилий. Шел налегке: ружье и полупустой рюкзак не обременяли. Клонящееся к горизонту солнышко теплыми тонами освещало кроны берез и верхушки кустарников, которые слегка румянились. В них то и дело посвистывали и перелетали мелкие лесные птицы. Снега почти не было: лишь кое-где в тени овражков томились жалкие остатки. Охотник был доволен пешим походом: за считанные минуты он проскочил бы этот маршрут на машине и лишил себя удовольствия дышать свежим воздухом, любоваться красотами пробуждающейся после зимы природы.
Стрельбин по природе был лириком, восторженным наблюдателем и ценителем мира. В молодости он сочинял стихи, некоторые из которых под псевдонимом отправлял в журналы и газеты. Ответ получил лишь раз, но он расстроил Стрельбина. Литературный консультант издания посоветовал ему больше читать популярных авторов, чтобы на их примере совершенствовать поэтическое мастерство. Разочарованный непризнанием своего таланта, Стрельбин прекратил рассылку своих стихов, но сочинять, тщательно подбирая рифмы и следя за размером, продолжил, исключительно для себя, без стремления к признанию и популярности.
В такт шагам в голове рождались строки, соответствующие моменту: «Налегке, молодецкой походкой, я на тягу спешу-тороплюсь…». Как будет дальше, длинным или коротким получится стихотворение, представлялось смутно, но уже зрело желание красиво выразить словами приподнятое состояние, которое часто сопровождало Стрельбина в минуты единения с природой.
Встреч с сослуживцами по пути не было, что обрадовало. Всё же, поход достаточно авантюрный, поэтому требовалась осторожность и бдительность.
Узкая лесная дорога вела вглубь рощи, была тупиковой и выходила на продолговатую поляну, которая начинала зарастать мелким кустарником: лозой, рябинником, бересклетом. Год назад Стрельбин заготавливал здесь в роще березовик и обратил внимание на эту поляну, над которой то и дело порхали пернатые длинноносые птицы, восторженно оглашая окрест призывным «похрюкиванием».
Весенняя охота, начавшаяся раньше положенного срока, к этому моменту уже подошла к концу. Ружья отсутствовали, но приятные мгновения прошлого оставили воспоминания и пробудили желание вернуться сюда весной следующей, вооружённым до зубов. И вот настал этот день…
Найдя тихое место с хорошим видом, Стрельбин оборвал сухую ветку на стволе березы и на выступающем сучке повесил рюкзак и чехол для ружья.
Зарядил ружье седьмым номером, как и рекомендовано для стрельбы по вальдшнепу, несколько раз вскинул стволы вверх, примеряясь и пробуя целиться в невидимую пока цель. И тут, к величайшему своему разочарованию, осознал, что предполагаемая цель останется почти невидимой, даже когда появится: очки-то забыл дома. Досадство! Отступить? Ну нет! Не в его характере.
Уже затихли вечерние песни дроздов, в небе зажглись первые звезды, раздался несколько отдаленных выстрелов, предвещающих начало короткой вечерней охоты. Оставалось только надеяться на милость судьбы и ждать прилета лесного кулика — медленного и низкого.
В тиши вечера раздавался призывный лай брачных вальдшнепов, помогавший определить направление налёта и подготовиться к выстрелу. Два вальдшнепа, далеко от места охоты, всё же разжигали страсть охотника и заставляли его перестроить позицию, сдвинуться к месту их пролёта. Время шло.
Третья птица напала внезапно, стремительно и беззвучно. Стрельбин, полагаясь на удачу, успел отдуплетить в темный силуэт на фоне закатного неба. Чуда не случилось. Хотя… Для кулика это было чудо: резко сделав в воздухе пару зигзагов, увиливая от целого снопа дроби, вальдшнеп скрылся за макушками берез. Да, финального салюта не получилось, всё малоторжественно. Значит, ещё не конец, — философски заключил стрелок, опуская стволы. Стоя некоторое время, он уже в полной темноте медленно побрел к березке, на которой оставил рюкзак. На ощупь наломав сухих веточек, бывалый лесовик соорудил костерок. Стало уютней. Под светом пламени он достал припасенный провиант и выпил за благосклонность судьбы, подарившей ему ещё один насыщенный яркими впечатлениями день.
Волна душевного подъема, которого часто называют вдохновением, заставила Стрельбина перенести на бумагу все пережитое в тот апрельский вечер. Получились стихи. С припиской «Напечатаете – буду рад! Ваш постоянный читатель» аккуратно переписанные, они оказались в ящике для корреспонденции на двери редакции местной газеты. Через несколько дней Стрельбин с восторгом и удивлением прочитал свои стихи в рубрике «Творчество наших читателей».
Внизу мелкий шрифт нес надпись: «Редакция приглашает неидентифицированного автора произведения получить полагающуюся сумму и рассчитывает на последующее взаимодействие».
Стрельбин отказался продавать ружье, видимо, из-за нахлынувших чувств. На следующий день он посетил «разрешителя», а спустя неделю мучений получил разрешение на хранение и ношение сроком на пять лет. Что будет дальше, решил Стрельбин, поживем — увидим…
НА ТЯГЕ
В рюкзаке лишь закуска и водка,
Да ружье зачехленное плюс:
Налегке, молодецкой походкой,
Я на тягу спешу-тороплюсь.
Заберусь-ка сегодня подальше
От рутины домашних забот.
Я мечтаю увидеть, как вальдшнеп
Совершает свой брачный полет.
Чуткий ухом и зрением зоркий
На замшелый присяду пенек:
На закате малиновой зорькой
Догорает апрельский денек.
Пряно пахнет и почкой, и хвоей,
И лежалой под снегом листвой,
Подышать — и все зимние хвори
Снимет этот волшебный настой.
Испугавшись чего-то, сороки
Растрещались на весь белый свет;
Соблюдая условные сроки,
Распускает бутон первоцвет…
Вдруг на фоне вечернего неба
Показался лесной долгонос.
Ах! Поближе, поближе ко мне бы
Его ветер весенний поднес!
То и дело восторженно хоркая
И кого-то призывно маня,
Вальдшнеп тянет над ближними взгорками,
Но, увы, вдалеке от меня.
Есть хороший старинный обычай
Не копить ни досаду, ни зло.
Пусть меня миновала добыча,
Зато как кулику повезло!
В серых сумерках хлябью проселка
Возвращаюсь с охоты пешком.
За плечами все та же двустволка
С опустевшим походным мешком.
В утешенье — иная награда:
Пусть мешок не наполнен, а пуст,
На душе и тепло, и отрадно
От избытка нахлынувших чувств.