Обратив взглядом на собравшихся, высказал то, чего те больше всего опасались.
— Заканчиваемся путёвки, друзья мои, расходимся по домам.
— Как такое возможно? Какие это розыгрыши? Зачем же мы тогда целый день здесь простаивали?
— А куда делись деньги, которые мы заплатили? Чеки у нас есть. Ранее всем в охотобществе путевок хватало. Это бесчинство! — возмущался один из ожидающих, желая хоть каким-то образом повлиять на исход ситуации.
Другие поддержали его согласием, размахивая бумагами и демонстрируя полную поддержку справедливой жалобы нового революционера, который очевидно вел толпу к мятежу.
— Проводить митинг не будем! Кто горюет — пусть с квитанцией в область обращается! Или к частному предпринимателю. У нас же лимит. Все, прием завершен, — решительно закончил егерь, заперев дверь за шустрым счастливчиком, успевшим получить последнюю путевку.
— Вот и поохотились, — задумчиво произнес Стрельбин, спускаясь по лестнице. — В какую сторону? К кому? Белой ягоды съел, что ли? Сегодня вряд ли успеешь куда-то, а завтра… Завтра суббота, день открытия.
Приятно было видеть, что не спешил с оплатой пошлины, как некоторые, получив заранее «бесплатную» путёвку.
Идя домой, мужчина зашёл в магазин и купил на сбережение четвертинку пива и небольшой набор для закуски: пучок зелени, половинку ржаного хлеба, плавленый сырок, кильку в томате.
Вот завтра пригодится, — в раздумье одобрил покупку, укладывая продукты в холщовую сумочку. В голове охотника подспудно созревал план противодействия сложившейся ситуации. А! Была-не была! Раз так — поохочусь и без разрешения! — тешил себя дерзкой мыслью о возможности безнаказанно нарушить установленный строгий порядок. В конце концов не посадят же за это! Можно себе позволить хоть раз в жизни…
Стрельбин не считал себя стариком, хотя возраст время от времени напоминал о себе скрипом суставов и болезненной ломотой в пояснице. Давление также прыгало. Бодрись как бодрись, а на пенсию зря не провожают.
Постепенно привыкал к тому, что приходится менять привычки, подстраиваться под испытания судьбы. Сегодняшний случай не одинок. Например, скоро заканчивается разрешение на охотничье оружие. Пять лет, отведенных по закону, пролетели незаметно, и опять грядут хлопоты по продлению документа: поход в полицию, сбор справок, медкомиссия, стояние в очередях… И все недешево! Мороко, да и только. Не раз уже старого охотника подтачивала мысль продать ружье и расстаться с охотой, но он оттягивал окончательное решение до того момента, когда прижмет так, что медлить будет невозможно. И этот момент неумолимо приближался…
Стрельбина останавливали многочисленные факторы от решительного шага. Сначала — почти полувековая страстная увлеченность охотой: это не просто привычка, а образ жизни, без которого существование может превратиться в серые будни инертного существования. Во-вторых, продажа ружья грозит стать бесповоротным моментом: путь назад станет почти невозможным. Уйдут многолетний стаж, опыт, заслуги. Образумившись, Стрельбину захотелось вернуться к приверженцам Артемиды и вновь купить хотя бы гладкостволку, не говоря уж о нарезном, — придётся начинать все с нуля.
Повторно войти в одну и ту же реку – задача непростая. Новые курсы, экзамены, лицензия… Лучше об этом даже не думать, чтобы нервы не портить. Такой «порядок» казался многим знакомым Стрельбина странным, но пришлось с ним мириться: закон есть закон.
Ещё третье: найти достойного покупателя непросто. ТОЗ-63 — многим знакомая курковая горизонталка серийного производства. Возраст, как и у хозяина, — раритет. Сохранность неидеальная, ружье побывало за столько лет в передрягах. Так что, как говорится, задорого не продашь, а задешево жалко. Хотя по большому счету дело вовсе не в деньгах. Память останавливает совершить опрометчивый поступок: столько незабываемых воспоминаний связано с этим надежным спутником в охотничьих скитаниях! Именно с надежным: ни разу ружье не подвело, не закапризничало, родненькое, ни под проливным дождем, ни на трескучем морозе.
Солнечное, теплое утро следующего дня, по-настоящему весеннее, окончательно укрепило в Стрельбине решимость отправиться на тягу вальдшнепа в этот вечер. Будь что будет! Возможно, этот сезон охоты станет для него последним, так пусть же в грядущий апрельский вечер торжественно, финальным салютом прогремит выстрел, завершающий его многолетнюю охотничью эпопею.
За полтора часа Стрельбин прошел четыре версты по проселку до березовой рощи. Ружье и полупустой рюкзак не мешали ему идти легко. Солнце окрашивало кроны деревьев и кустарников теплыми тонами, которые словно смущались своей голыми и неприглядностью. В них то и дело посвистывали и перелетали маленькие птицы. Снега почти не было: только кое-где в тени оврагов жалкие остатки белого цвета томились от тепла. Охотник был доволен тем, что шел пешком: проскочи он этот путь на «Нивочке» — и упустил бы удовольствие глубоко вдохнуть свежий воздух и насладиться красотой пробуждающейся после зимы природы.
Стрельбин по своей природе был лириком, восторженным наблюдателем и ценителем мира вокруг себя. В молодости он даже сочинял стихи. Некоторые из своих произведений под вымышленной фамилией посылал в журналы и газеты, но получил лишь один ответ, который его разочаровал. Литературный консультант издания посоветовал ему больше читать популярных авторов, чтобы на их примере повысить собственное поэтическое мастерство. Обескураженный непризнанием своего таланта, Стрельбин прекратил рассылать свои стихи, но сочинять, тщательно подбирая рифмы и следя за размером, продолжил — для себя, без всякой тщеславной мысли о возможном признании и популярности.
В голове у него, в такт шагам, сами собой рождались строки: «Налегке, молодецкой походкой, я на тягу спешу-тороплюсь…». Дальше будет ли стихотворение длинным или коротким, представлялось нечетко. Но уже зрело желание выразить словами то приподнятое состояние, которое часто сопровождало Стрельбина в минуты единения с природой.
Встреч с товарищами по оружию по пути не было, что его обрадовало. Однако, ввиду довольно авантюрного характера путешествия, следовало проявлять осторожность и бдительность: неизвестно, что может случиться!
Узкая лесная дорога вела вглубь рощи, заканчиваясь продолговатой полянкой, на которой начинало расти мелколесье из лозы, рябинника, бересклета и прочего. Год назад Стрельбин заготавливал здесь березовик и заметил эту поляну, над которой постоянно парили пернатые птицы с длинными ногами, радостно кричащие призывным «похрюкиванием».
Ненамеренно ранняя весенняя охота к тому времени уже убрала свой короткий лимит, ружья с собой не оказалось, однако испытанные приятные мгновения оставили воспоминания и пробудили желание приехать сюда следующей весной в полном снаряжении. И вот это время пришло…
Найдя скрытое место с видом, Стрельбин оторвал от ствола березы сухую ветку и на оставшийся толстый сучок повесил рюкзак и чехол для ружья.
Зарядил ружье седьмым номером, как положено при стрельбе по вальдшнепу. Несколько раз вскинул стволы вверх, примеряясь и пробуя целиться в невидимую пока цель. И тут, к величайшему своему разочарованию, понял, что предполагаемая цель останется для него почти невидимой, даже когда появится: очки забыл дома. Досадство! Отступить? Нет, такого быть не может.
Вечерняя перекличка дроздов утихла, в небе зажглись первые звезды, уже раздавались отдаленные выстрелы, предвещающие начало короткой вечерней охоты. Оставалось только надеяться на благосклонность судьбы и ждать подлета лесного кулика – медленного и низкого.
Звонкие крики брачного периода раздавались в вечерней тишине, позволяя определить место налёта и подготовиться к выстрелу. Два вальдшнепа порханули вдали, вне досягаемости охотника, но всё же подогрели его страсть и заставили сменить позицию, переместившись к месту их пролёта. Время шло.
Третья птица появилась внезапно, стремительно и бесшумно. Стрельбин, полагаясь на счастливый случай, смог навскидку, не целясь, выстрелить в темный силуэт на фоне закатного неба. Чуда не произошло. Хотя… Для кулика это было чудо: резко сделав в воздухе пару зигзагов, словно уклоняясь от снопа направленной в него дроби, несущей смерть, вальдшнеп благополучно скрылся за макушками берез. Да, финального салюта не получилось, как-то все малоторжественно. Значит, еще не финиш, — философски заключил стрелок, опуская стволы. Еще немного постояв, он в полной темноте медленно направился к березке, на которой оставил рюкзак. На ощупь наломав сухих веточек, бывалый лесовик соорудил походный костерок. Стало уютней. Под светом пламени он достал припасенный провиант и с удовольствием выпил за благосклонность судьбы, подарившей ему еще один насыщенный яркими впечатлениями день.
Захваченный душевным подъемом, который часто называют вдохновением, Стрельбин перенес все пережитое в апрельский вечер на бумагу. Получились стихи. Переписанные разборчивым почерком, со словами «Напечатаете – буду рад! Ваш постоянный читатель», стихи были опущены в ящик с надписью «Для корреспонденции», висящий на двери редакции местной газеты. Через несколько дней, перелистывая страницы этой газеты, Стрельбин с восторгом и удивлением прочитал свои стихи в рубрике «Творчество наших читателей».
Редакция предлагает автору стихотворения получить полагающуюся сумму и продолжить работу.
Стрельбин отменил продажу ружья из-за нахлынувших чувств. Через день он обратился к разрешителю, а через неделю мучений получил ламинированное разрешение на хранение и ношение сроком на пять лет. Дальше, подумал Стрельбин, поживём — увидим…
НА ТЯГЕ
В рюкзаке лишь закуска и водка,
Да ружье зачехленное плюс:
Налегке, молодецкой походкой,
Я на тягу спешу-тороплюсь.
Заберусь-ка сегодня подальше
От рутины домашних забот.
Я мечтаю увидеть, как вальдшнеп
Совершает свой брачный полет.
Чуткий ухом и зрением зоркий
На замшелый присяду пенек:
На закате малиновой зорькой
Догорает апрельский денек.
Пряно пахнет и почкой, и хвоей,
И лежалой под снегом листвой,
Подышать — и все зимние хвори
Снимет этот волшебный настой.
Испугавшись чего-то, сороки
Растрещались на весь белый свет;
Соблюдая условные сроки,
Распускает бутон первоцвет…
Вдруг на фоне вечернего неба
Показался лесной долгонос.
Ах! Поближе, поближе ко мне бы
Его ветер весенний поднес!
То и дело восторженно хоркая
И кого-то призывно маня,
Вальдшнеп тянет над ближними взгорками,
Но, увы, вдалеке от меня.
Есть хороший старинный обычай
Не копить ни досаду, ни зло.
Пусть меня миновала добыча,
Зато как кулику повезло!
В серых сумерках хлябью проселка
Возвращаюсь с охоты пешком.
За плечами все та же двустволка
С опустевшим походным мешком.
В утешенье — иная награда:
Пусть мешок не наполнен, а пуст,
На душе и тепло, и отрадно
От избытка нахлынувших чувств.
