О пуме написано много книг, и я ещё нигде не прочитал ни одного доброго слова в её адрес. Тем не менее в моём сердце осталась какая-то нежность к этой кошке.
Эта история была впервые опубликована в журнале Outdoor Life за июнь 1952 года.
Идти или не идти, вот в чем был вопрос. Ветер, дувший порывами с юга, разносил голос Тоби по всему каньону, поэтому я не мог понять, где находится мой пес – то ли он наконец-то загнал старую пуму на дерево, то ли с Пэдди, эрдельтерьером, гоняет вдалеке самца лося.
Весь день шёл наперекосяк. Когда я уходил из дома тем утром, у меня не было ни малейшего намерения отправляться на охоту на пуму. Начнём с того, что у меня болели ноги. За неделю до этого, гоняясь за другой кошкой, я провалился под лед и промочил ноги. Затем, пройдя десять миль на снегоступах, я натер пальцы ног до крови. И в то утро они всё ещё были в плохой форме, когда пара соседей попросила меня провести их по дороге, чтобы они могли поохотиться на койотов.
Я высадил цветы, а затем заехал в лесозаготовительный лагерь выпить чашку кофе. Пока я потягивал её, лесоруб сказал мне, что одна из кошек прошлой ночью проходила по гребню над каньоном.
Охота на пуму в Британской Колумбии, где я работаю егерем, в 90 процентов случаев проводится на снегоступах. Я завидую ребятам из Юты или Аризоны, которые могут выезжать верхом со сворой своих ищеек. Здесь, наверху, пумы держатся как можно ближе к вершинам, пока снег не прогонит их добычу с гор вниз. Когда лоси и чернохвостые олени выходят на зимнее пастбище, кугуар всегда оказывается неподалеку от них.
Тогда мы, охотники на пум, достаем наше скудное снаряжение. Достаточно одной собаки, но лучше двух, потому что одна может быть убита или потеряться. Мне нравятся хорошо обученные гончие, потому что их голос слышен даже тогда, когда другие породы теряются. Другие любимые здесь — помеси добермана и эрдельтерьера или колли и овчарки.
На долю местной легенды — Мартина Мориго приходится 450 добытых крупных кошек. У большинства охотников легкие карабины. Некоторые бывшие полицейские, как и я, в трудную минуту берут в руки шестизарядные пистолеты.
О пуме написано много книг, и я ещё нигде не прочитал ни одного доброго слова в ее адрес. Тем не менее, во мне осталась какая-то нежность к этой кошке. На данный момент я провёл пятьдесят пять охот, но всё же испытываю укол сочувствия каждый раз, когда сбиваю кота с дерева. Во-первых, я не нашёл доказательств того, что он – безжалостный мясник дичи, каким его изображают многие авторы. В нём, например, нет ничего от любителя рвать и резать, как в койоте. Я никогда не находил оленя, умирающего в сугробе, с распоротым брюхом и съеденными окороками, и следов, указывающих на пуму.
Несколько раз я целую неделю следовал за котом, и он ни разу не тронул ни одно животное, даже когда его маршрут проходил рядом со стадом оленей. Довольно часто, когда я, наконец, подстреливал такого кота, то обнаруживал, что его желудок пуст.
Мой старый друг
Примерно через час после выхода в путь я нашел след, которого искал, в каньоне Голд-Крик. Я почувствовал, что это не случайная бродячая кошка, а скорее всего, мой «старый друг». Я хорошо знал след этой конкретной пумы, потому что она ускользнула у меня из рук на двух предыдущих охотах. И этот кот бродил вверх и вниз по этому перешейку много лет. Я узнал его знак, потому что у него был один больной коготь на правой передней лапе, который всегда кровоточил, когда он двигался по корковому льду. Я прозвал его Кровавая нога.
Однажды я выследил его и его возлюбленную. Он самым бесцеремонным образом оставил её и быстро отправился в заросли можжевельника на горе. Оттуда он, несомненно, наблюдал за кончиной своей возлюбленной. В тот раз было слишком поздно, чтобы я мог пойти за ним. Я, вероятно, догнал бы его на следующий день, если бы природа не спасла его голову — за ночь высыпало около фута снега.
В другой раз я шёл прямо за ним, когда моя собака наступила на разбитую пивную бутылку, выброшенную кем-то рыболовом прошлым летом.
На этот раз все выглядело так, будто я взял старика по следу. До захода солнца оставалось семь часов дневного света, и, учитывая стремительность эрделя, мне следовало бы уже перед ужином повесить на забор шкуру пумы. Поскольку Пэдди был ранен на одну лапу, я держал его на поводке, пока след не посвежел. Затем отпустил.
По мере того, как мы неуклонно продвигались на юг, я видел, что кот не был очень голоден, поскольку не потрудился загрызть ни одного из десятков оленей, мимо которых проходил. Вероятно, он просто наслаждался прогулкой или присматривал за новой подругой. К трем часам дня я был вынужден признать, что дела обстоят не так уж хорошо. След оказался не таким свежим, как я предполагал, потому что нашел место, где кошка провела на одном месте как минимум пару часов.
Затем мы нашли ещё одно логово, и след стал выглядеть свежее. Все шло хорошо, пока мы не перевалили через хребет и не заметили стадо лосей. Фыркнув, лоси буквально взлетели в облаке летящего снега, а эрдельтерьер с восторженным воем погнался за ними. Тоби тоже бросил на меня взгляд, который говорил: «Извини, но это слишком весело, чтобы пропустить», — и тоже убежал за ними. Я знал, что он вернётся, но это означало затормозить поиск пумы и после начать с того места, на котором мы остановились.
Сбежавши собаки. Сколько мужчин, преследующих гончих, были в таком же положении, что и я сейчас. Мольбы, проклятия и крики ничего не значат. Когда солнце садится, и холод пробирается под одежду, начинаешь беспокоиться. Слушаешь лес до звона в ушах и проклинаешь ночной ветер, который тихо стонет в кронах елей. Что это было? Лай собаки на залитой лунным светом горе? Далекий свисток локомотива? Или большая рогатая сова в поисках ужина? Собаки наткнулись на гризли? Или прижали старого кугуара к коряге, чтобы тот не смог подняться на дерево? Кот, конечно, трусливый зверь, но один взмах его лапы или один укус в шею собаки могут стоить тебе твоего верного друга.
Потом ты сидишь, сложа руки, ешь свой ужин и беспокоишься всерьез. Через некоторое время снова надеваешь замерзшие снегоступы и отправляешься на тропу с фонариком. Скользите по соснам и занесенным снегом бревнам и решаете, что это пожалуй последняя охота на пуму.
К тому времени, когда вы встретите собак — возможно, уже лающих над безформенной массой на дереве, — вы снова будете друзьями. И вы отдадите им последний бутерброд, который каким-то образом забыли в своем рюкзаке.
Ну вот я и добрался. Все ещё светало. Может, мне попытаться спуститься по скользкому склону каньона и подняться на другую сторону? Или мне стоит здесь закончить? «К черту всё!» — сказал себе и направился обратно к лесовозной дороге. Но не прошёл я и ста метров, как издалека услышал лай пса, словно говорившего: «Вот он! Вот он! Вот он!».
Я спустился по склону каньона. Дойдя до противоположной части, я обнаружил, что он практически голый, поэтому снял снегоступы. Через некоторое время я нашел следы собак – видимо, они снова вышли на пуму. Чуть дальше я наткнулся на мертвого годовалого лося; кот съел лишь немного из его брюха, прежде чем собаки прогнали его. За этой пумой и раньше уже гонялись, и она уже набралась житейской мудрости – не пыталась залезать на дерево от преследования, по крайней мере, какое-то время.
Кот спустился на пятьдесят футов вниз по склону, а затем перепрыгнул ручей шириной в двадцать футов, приземлившись на камни на дальнем берегу. Эрдельтерьер некоторое время бродил поблизости, высматривая на деревьях место, где должен был быть кугуар, а затем пошел по следам дальше. А вот Тоби был слишком хорошим следопытом, чтобы его можно было легко одурачить. Как только я перешел реку и частично взобрался на утес, я услышал, как он лает на дерево где-то довольно высоко надо мной. Здесь было около пяти футов снега, но я продолжал медленно двигаться. Когда я услышал тявканье ещё и эрделя Пэдди впереди, я понял, что далеко идти мне не придется.
Собаки загнали кота на дерево, где тот сидел, рычал и пускал на них слюни. Это был крутой на вид самец. Оба уха были основательно ободраны, большой шрам тянулся от глаза к уголку рта. Боец.
Я достал из рюкзака пистолет 38-го калибра и привязал Пэдди, но позволил Тоби оставаться на свободе, потому что он хорошо усвоил свои уроки и не хотел иметь ничего общего с лапой кугуара. А Пэдди был другим. У него было разорвано лицо в драке с прошлым кугуаром, и где-то в глубине его сознания все еще таилась мысль — если бы он мог хоть разок напасть на кота, ему это очень понравилось. Я читал о собаках, побеждающих пуму, но своей собакой рисковать совсем не хотелось.
Обычно в этом деле не рекомендуется использовать револьвер. Хорошо стрелять с близкого расстояния, но торчащая задница пумы на дереве — это совсем другое. Однако Кровавая Нога сидел настолько низко на ветке, что я решил, что цель будет простой. Поэтому я поднял револьвер, чтобы всадить ему пулю прямо между глаз. Слишком поздно я заметил ещё одну ветку, закрывающую его морду, и услышал, как пуля со свистом отскочила в космос.
Кровавая Нога решил поскорее убраться оттуда. Еще четыре выстрела, сделанные, когда он поворачивался для прыжка, не остановили его. Он упал в шквале коры и веток, а моя собака уже ждала внизу, когда он приземлился. Оба понеслись вниз по склону, при этом Тоби держался на почтительном расстоянии от кота, правда, орал во все горло.
Шума было слишком много, поэтому одуревший кот залез на первое попавшееся дерево. По крайней мере, он пытался, однако теперь у него была искалечена передняя лапа (позже я узнал, что попал ему в плечо). Кот прыгнул, вцепился в ветку дерева на мгновение или два, а затем рухнул обратно на землю. Он сделал еще одну попытку и снова упал.
Спускался я со скалы, когда что-то взобралось прямо на меня. Это был эрдельтерьер Пэдди — у него соскользнул ошейник и он освободился. В этот момент кот и Тоби были на поляне, и там все выглядело так, как будто кугуар перестал сражаться. Он просто сел, как большой домашний кот, и безмятежно смотрел на воющую вокруг него собаку. Но я слишком хорошо знал, что из этого может получиться в итоге.
Кровавая Нога взглянул на эрделя, который теперь тоже пробирался к нему по снегу, и высвободил свою здоровую лапу для удара. Барабан моего револьвера был пуст, поэтому я полез в карман за патронами. Вместо обычной горсти я нашел только один. Сердце невольно дернулось. Ну, в любом случае, на выстрел хватит, и я засунул его в цилиндр. Эрдельтерьер, воя от радости, приближался к коту, а кугуар готовился к своей обороне. Я знал, что зверь порвет его, если только моя единственная пуля не попадет точно в цель.
Пума, находившаяся в добрых семидесяти пяти ярдах от меня, казалось, съежилась до размеров белки, когда я схватился за приклад кольта обеими руками и поднял его, чтобы прицелиться. Пот стекал из-под моей шляпы в глаза. Я пыхтел, как лошадь, и, казалось, просто не мог выстрелить. Кот уже замахнулся на собаку и повернулся ко мне спиной. Я зажал прицел между его плеч и выстрелил. Он рухнул как подкошенный, и собаки сразу принялись его трепать.
Пуля прошла сквозь шею Кровавой Ноги, выйдя из горла. Удачный выстрел? Можно и так сказать — я не думаю, что в спешке сделаю ещё один такой же. Но я ношу свою модель револьвера с прицелом уже семнадцать лет. Я убил из него пару дюжин пум, а также трёх или четырёх оленей с близкого расстояния. Обычно я сажусь и хватаюсь за рукоятку обеими руками. Или, если стреляю в дерево, засовываю хорошую толстую палку под мышку. Это очень помогает.
Также я использую исключительно пули, заряжая их самостоятельно максимальным зарядом пороха. Я обнаружил, что пуля с круглым носиком пробивает пуму насквозь, а пыж-резак обычно остается в животном и распространяет свою поражающую силу внутри организма.
Следующее, что нужно было сделать, — освежевать зверя и посмотреть, что у него в желудке. Старые добрые времена прошли, и на сцене охотничьего промысла появилось еще одно существо — биолог. Ему хочется знать не только, что ест кугуар, но и почему он это ест, как ведет свою личную жизнь и другие вещи, которых слишком много, чтобы перечислить здесь. Все это изложено в письменном виде (в двух экземплярах) и отправлено в штаб-квартиру.
Возвращался домой с новой шкурой. Кости скрипели, когда карабкался по гребню каньона, удивлялся, как пума может таскать такую тяжелую ношу. Когда вернулся на старую лесовозную дорогу, все оказалось не так уж плохо. Прибыл в лагерь в полночь, хотя через пять минут на столе уже стояла жареная индейка, не мог есть — настолько устал, что просто выпил большую чашку чая и забрался в постель.
Я бы хотел, чтобы погода завтра была хорошей. В другом каньоне живет ещё один большой кот, и у меня с ним давние счёты.
