Фото автора.
Старший пёс, полностью потерявший зрение и слух, находился у ног хозяина. Мужчина безгранично его любил и ласково обращался: «Яша».
Прошло много лет с момента их встречи на набережной Оби.
Бывший сельчанин Яков Кондратьевич и трёх-четырёхнедельный щенячок ягдтерьера, потерявшийся, может быть, из-за того, что кто-то из пассажиров ушедшего парохода его бросил.
Рос Яшка щенком беспокойным.
Потертости на домашней обуви хозяина — то, что ему оставалось прощать.
К двум месяцам его уже с легкостью отпугивали кошки из соседних домов; шрамы служили ему наградой за битвы и ценным опытом ведения боя. К четырем месяцам он стал верховным правителем двора, а к шести — всего микрорайона.
На улице его называли заразой и часто владельца обвиняли в воспитании злобного пса.
Яков Кондратьевич не обращался на эти замечания. Ему даже нравилось, что его пса боятся.
Яшка никогда не кусал людей, а с детьми мог проводить целый день, играя. Дети любили Яшку и дарили ему различные вкусности.
Прошло время… Яшка рос. В один из дней Кондратьич, как всегда, гулял с Яшкой во дворе своего дома, когда к нему подошёл мужчина среднего возраста.
— Добрый день, — произнес мужчина, подавая руку, — Константин. Это ваш пёс?
— Моя, — сказал Кондратьич, крепко пожав протянутую руку, глядя на своего питомца.
Покусал кого?
— Нет, ну вы… Просто хотел спросить о собаке, всё хорошо?
— Нет, отдыхает, — ответил Кондратьич, улыбаясь.
Так познакомились: Кондратьич, Константин и Яшка. Через неделю собаку посадили в корзинку и отправились на охоту.
Яшка ехал на машине в первый раз и выезжал за пределы своего микрорайона, где был главенствующим. Даже большие бродячие животные сторонились его, не говоря уже о мелких.
Яшку возили неизвестно куда.
Наевшись зрелищ за стеклом, пес прижался к ногам хозяина и заснул.
Металлическая дверь автомобиля с грохотом захлопнулась. Яшка вскочил. Широко открыв пасть, прижался носом к окошку. Стоя на задних лапах, он часто соскакивал на пол и терял хозяина из виду, но прекрасно слышал.
По голосу Кондратьича было видно, что он был в хорошем настроении. Спустя десять минут внутрь машины полетели лопаты, топоры, вилы. Затем в салон залезли Константин и ещё один человек, от которого шёл терпкий, щекочущий ноздри запах.
Мужчина простянул грубую, в земле руку и погладил Яшку за ухом. Собаке это понравилось. Ей нравился еще более чудесный запах. Яшка даже дрожал.
— Спокойно, что случилось? — сказал Кондратьич, подняв Яшку на руки.
Пес утих, но временами всё ещё тяжело дышал своим чёрным носом.
Проехав по грунтовой дороге, машина остановилась.
— Яшка, стой! — приказал Кондратьич, пустив собаку вниз, и вышел следом за остальными пассажирами.
Люди вели оживленную дискуссию или переговоры — Яшка не разобрался, но по нервозным жестам хозяина догадался — последний волновался.
Дверь машины распахнулась, Яшке дали команду «Ко мне!» и он моментально выскочил из неё.
Вокруг пахло! Да, именно кругом и именно пахло — чем, кем, Яшка не знал и понятия не имел, но все это многообразие запахов заставляло его терять рассудок. Он был готов развалиться на сотню частей, лишь бы впитать больше этих чудеснейших ароматов.
Голова шла кругом. Не понимал и не реагировал на команды хозяина. Пришел в чувство лишь после того, как его схватили за загривок и слегка шлепнули.
— Ты с ума сошёл?! — заорал Кондратьич, смотря прямо в глаза псу. Собака, как обычно, облизнула носик хозяина, но привычного смеха не услышала.
Люди вытащили из машины инструмент, который погрузили в неё перед отъездом, и теперь, сутулясь под его весом, шли к бугру у края осинового острова. Туда же направился и Кондратьич с Яшкой на руках. Собака смирилась с тем, что её не выпускают из рук.
Хозяин поставил его на землю, подогнал к яме в земле и приказал: «Вперед!».
Хлодно пахло носом, словно сыростью или плесенью, с примесью чего-то невероятно манящего, притягивающего в эту тьму.
Яшка дрожал, жалобно скулил, напугавшись самого себя. Это было не страхом, не испугом, а чем-то иным.
Не сумев сдержать себя, бросился вперёд.
Так темно, что глаз не разглядеть, а чуткий нос неизменно руководит псом, как будто в руке у него невидимый поводок хозяина. Запах становится всё интенсивнее. Временами Яшка сбивается, отклоняясь куда-то в сторону, но уже через мгновение возвращается и снова следует за запахом. Сзади где-то далеко он слышит гулкий голос хозяина: «Ищи, Яша, ищи!» И пес прибавляет скорости.
Собака уже давно не слышала и не видела ничего, лишь трется обо что-то корпусом, двигаясь вперёд.
Вдруг Яшка вылетел в расширение и со всей силы врезался во что-то мягкое и живое. В ту же секунду это что-то с силой сдавило ему пасть. От неожиданности Яшка попытался отскочить назад, но страшная боль пронзила всю его морду.
Никогда ему не было так больно. Ни когда здоровый кот из соседнего двора когтистой лапой наотмашь резанул Яшку от уха до переносицы, и кровь залила глаза; ни тогда, когда здоровенный лохматый пес, зашедший на их дворовую помойку, вцепился в Яшкин загривок и мотылял его как тряпку, временами ударяя об асфальт.
По всей видимости, тот, кто держал его за морду, также опомнился, и псу удалось освободиться из крепкого прижима. Яшка отошёл немного назад, но, почувствовав липкую кровь во рту, от которой ему стало трудно дышать, напал вновь.
Ещё никогда такого гнева, боли и ненависти в нём не ощущалось.
Кондратьевич находился немного в стороне от погрузившихся в работу мужчин. Это был его первый опыт охоты, и ему было непонятно, как действовать и как вести себя.
Мужчины, разложившись, с опытом двигались по возвышенности. Встретившись взглядами, говорили: «Хорошо! Действует!» И снова передвигались по знакомым им траекториям.
Прошло не менее полутора часов, как Яшка «взялся». Мужики копали могилы, но стоило им приблизиться к месту подземной схватки, как зверь перемещался. «Свалил», — говорили, и вновь начинали ползать по бугру, выслушивая место баталии.
Внезапно стих громкий лай, слышимый из-под земли.
Кондратьич волновался, ходил по нагорью взад-вперед, торопясь с товарищами.
— Что происходит? С собакой что? Как быть теперь? — испуганно прошептал человек, поняв, насколько ужасной была его ошибка, согласившись присоединиться к охоте.
Мужчины разводили руками и все внимали земле. Ночью найдено было животное. Растерзано оно было, как показалось Кондратьевичу, на части. Барсуков нашли тоже. Две крупные, старые зверюги закопались от собаки чуть более метра и затихли.
Там их и добыли ружейными выстрелами.
Обнаружив Яшку, Кондратьевич разделил людей, бросился в «могилу» спасать пса, ругаясь нецензурной лексикой изо всех сил, настолько отчаянно, что охотники отодвинули топоры и лопаты, чтобы не попасть под гнев.
Взяв в руки то, что когда-то было его псом, а сейчас напоминало кусок земли, пропитанный кровью, Кондратьевич поспешил к машине.
— Яшенька, сынок, миленький, — сквозь густой туман ощущал пес голос хозяина. Возвращался к сознанию. Каким-то образом его бросало, и голова никак не поднималась.
Мир вокруг расщеплялся на два, вращался, словно проступая сквозь туман. Морда горела огнем. Остро болела левая лапа, а задние совсем не чувствовались. Что-то холодное текло по морде, утишая жар. Яшка пытался лизать эту влагу, но язык висел беспомощно и не подчинялся. Густой голос хозяина всё повторял: «Яшка, Яшенька».
За несколько часов сшили Яшку, но несмотря на усилия ветеринара, спасти ему глаз не удалось. Вытирая пот со лба, он сказал Кондратьичу: «Всё вроде готово. Остаётся только ждать…».
Раны заживали мучительно долго.
В день первой прогулки Кондратьича с Яшкой стояла теплая весенняя погода. Яшка, шрамы от которых тянулись по морде, нюхал воздух пипкой, искал знакомый аромат, но его так и не обнаружил…
Со временем прошло чувство боли, забылся сам отъезд, и Яшка снова стал господином двора, но микрорайон пришлось оставить, ведь Кондратьич не отдавал собаку далеко от себя.
При слове «Ягдтерьер!», сказанном в его сторону, или вопросе «На барсука ходишь?», хозяин вылетал из себя таким матом, что соседки прятали детей.
