
В рассказах путешественников времени царизма черноземная полоса называлась «степной». После революции 1917 года область превратилась в «целинную» и быстро развивалась.
Период Великой геотрансформации коснулся нас. Ничего не воротишь вспять, лишь где нужно, а где нет — искусственные лесопосадки выстроили, реки запрудили, полноводные и маловодные. Воздух стал чище, климат в учебниках теперь «умеренно континентальный».
Прогресс не стоит на месте: пионеры вместо срубленного дерева высаживают десяток; уютные слободки давят «человейниками» — каменными грибами, которые за ночь прибавляют по два-три этажа; живительный кислород сжигается в техногенных «гееннах» — топках заводов и утробах железных коней, а последнее время ещё и в мегатонных вспышках конфликта почти на границе области.
Второго года на Воронежщине стоит неимоверная сушь, будь то от «прогресса» или по замыслу Божьему. С неба по три-четыре месяца ни капли! Хуже всего приходится жителям каменных джунглей. В отличие от собратьев в естественной среде, у инструментов для выживания их скуднее. Например, миграция в городе опаснее, чем в лесах и долах, даже под неусыпным надзором хищников. Природой предписано оставить потомство, но для этого сначала умудрись выжить!
Зверь скрыт, а птицы, составляющие львиную долю городской фауны, на виду. Галка с седой штаниной засветилась на капающем отводе кондиционера у жилья Михалыча еще прошлым летом. Охлаждение велось не постоянно, только когда в квартиру возвращались хозяева. Стоило подойти к окну, как седоштанный подлетал к сочащейся животворящей влагой трубке-отводу. Человеческая фигура в окне или на лоджии была сигналом к питейным процедурам. Эко внимательный! Все повторялось несколько месяцев изо дня в день. Потом засентябрило, охлаждение жилища больше не требовалось, хитрая галка перестала появляться и как-то забылась.

Прошел год. Летом снова жара и засуха. Михалыч на патрубле вновь увидел седоштанного гостя. Но радость встречи омрачена: птица сильно измучена, больна или состарилась: потерял блеск и взъерошились перья, нарушилась координация, будто «седины» стало больше. Скорее второе, ведь средний срок жизни птиц в таких условиях всего два-три сезона, даже у долгожителей, как врановые. Михалыч назвал птицу короче: Старик или Седой.
Ранее силуэт человека в окне притягивал птицу к спасительной влаге, но рядом вызывал безусловный рефлекс бегства. Теперь галка не боялась и внимательно смотрела хозяину водопоя в глаза. Встречи с переглядками повторялись. Михалыч замечал, что Старик с каждым разом дает сильнее приблизиться, а выглядит хуже. Голодный? Пробовал ставить кормушку — выносили всё воробьи. Галка не прикасалась ни к семенам подсолнечника, ни к червякам, ни к насыпанной сечке…
Встреча затянулась. Птица, вместо того чтобы ловить капли, всё так же, не спуская глаз с Михалыча, поднялась выше к стене, к самому основанию отвода. К срезу сочащегося конденсатом патрубка села стройная галка, маслом лоснящаяся. Затем подлетела и под надзором Седого напилась такая же гладенькая товарка. Теперь к кондиционеру прилетали три птицы. Старый наставник убедился, что человек опасности не представляет, доверил ему и обучил потомству одному из своих секретов выживания.
К концу лета оставались две птицы. Молодые галки, как и прежде седоштанный, подлетают за влагой при виде силуэта в окне, но близко не подпускали. Летали парой: одна пьет, другая на макушке ближнего каштана на стреме, затем менялись. Михалыч думал, что Старик учит молодежь самостоятельности, а сам напивается позже.
Наступила новая осень. Несмотря на то, что квартире уже не требовалось охлаждение, Михалыч до первых дождей, возвращаясь с работы пораньше, включал кондиционер и махал из окна. Но Седой за последние полтора месяца так и не появился перед его глазами.