При выборе подходящего места для привала я руководствовался рядом важных критериев: для меня решающими факторами были не столько признаки присутствия зверя, сколько удобство доступа, хороший обзор, близость водоема и солнечная экспозиция. В итоге мой выбор остановился на небольшой болотине в пойме ручья, окруженной густым сосновым лесом, где я планировал возвести лабаз. Это была южная сторона у подножия значительной возвышенности, с которой сверху грозно нависали каменные осыпи.
Там также была старая просека-кварталка, ранее использовавшаяся леспромхозом, сильно заросшая ивняком, по которой я и планировал доставлять приваду — субпродукты от удачных лосейных охот, а также немного другой съедобной добычи. Я нашел четыре сосну, растущие рядом, для обустройства лаза и выбрал одиноко стоящую ель для установки привады, примерно в 80 шагах от нее. Притащил бочку, надежно закрепил ее с помощью металлического троса, поместил внутрь пару лосиных голов и плотно утрамбовал шкурой. Существует небольшой нюанс: я располагаю окно для когтистой лапы ожидаемого гостя в верхней части бочки, поскольку приваду заливаю водой, чтобы она закисла. Это предотвращает поедание ее мухами до прихода нашего лосиного друга, тем самым продлевает срок ее действия и повышает вероятность успеха. Практикой доказано, что медведь менее охотно ест приваду с личинкой.
Завершив обустройство привала, я приступил к возведению лабаза. Мое укрытие расположилось на высоте пять метров — это был предел, который позволяли деревья. Однако даже с этой высоты открывался замечательный вид на болото, где одиноко, среди кочкарника и кустов клюквы, росла кривая сосна, нежно касавшаяся ветвями моего привала.
Вскоре похолодало, выпал первый снег, который нежно покрыл ягельник и отчетливо выделил ручей, протекающий по болоту, словно черная прядь на белоснежном покрывале. Оставалось лишь дождаться весны…
Зима затянулась, и остатки лосятины, заготовленной до декабря, я доставил в лес на снегоходе. Раскопав снег вокруг бочки, я плотно уложил приваду и снова прикопал ее (при охоте на медведя привады требуется много). Затем я решил совершить объезд окрестностей по широкой дуге, чтобы изучить местность, и обнаружил два каменных оврага, по которым журчал ручей, словно издаваемый шумной вечеринкой. Справа возвышалась знакомая сопка с каменными гротами и трещинами, зловеще нависающими над редкими елками и кривыми березами, переплетающимися между собой и добавляющими оттенок седины. Сопка напоминала морду неведомого зверя, но одновременно именно она вселяла во мне уверенность в успешной охоте, ведь я был убежден, что на ней есть берлоги.
Вернувшись к лабазу, я поставил на него удобный стул и обтянул его маскировочной сеткой, которая идеально сочеталась с текстурой сосны. Я улыбнулся, был доволен результатом и оставил все до весны.
Полярная ночь отступила, и северный день окончательно восторжествовал. Солнце стало радостно согревать, хотя и делало это пока робко. Зима принесла много снега, и к концу апреля лес выглядел как грива линяющего пса: снег небрежно, клочьями лежал, а под ним, глубоко в земле, множество ручьев журчали. Но не стоит мне вам рассказывать о том, как трепещет сердце в предвкушении долгожданной охоты, наполняя воображение и приятные ощущения, пробегающие по телу. У меня уже не оставалось сил ждать.
Я словно уговаривал самого себя, повторяя: «Встали, мы уже встали»…
Первую охоту на приваде я планировал провести с западносибирскими лайками, и, как и у любого охотника, была у меня собака, о которой говорят: «Талант дается однажды». И мне повезло – звали ее Вега. Эта лосятница отличалась яростью, находила зверя даже там, где, казалось, его нет, умело сдерживала преследование, проявляла азарт и была упрямой.
Перспективный молодой кобель по кличке Карат демонстрировал хорошие результаты, успешно работая в паре с Вегой. Вечером я подготовил ошейники, проверил оружие и собрал рюкзак. Во мне все дрожало и волновалось, как у ученика перед экзаменом. Будильник был установлен на пять утра. Эта ночь показалась мне бесконечной, я даже не уверен, спал ли. Закрывая глаза, я снова и снова перебирал в памяти, все ли необходимое взято, и представлял карту местности вокруг привала…
Собаки радостно залаили меня, когда я вышла утром. Вега сразу же вскочила в автомобиль и, устроившись на переднем сиденье, прижалась ко мне, а Карат расположился на заднем. Для них это была первая поездка после продолжительной зимы.
Прибыв на место, я не стал сразу выпускать собак, а сначала оценил направление ветра, который с каким-то зимним завыванием и яростью раскачивал верхушки елей. Ветер дул с севера, от привады. Это было именно то, что требовалось, и я выпустил собак. Сделав несколько кругов вокруг машины, они помчались в сторону привады. Я неторопливо собрал оружие, повесил рюкзак на плечи и отправился за ними.
Приблизительно через километр я услышал недовольные крики ворон, которых собаки спугнули с костра, и тогда понял, что дикого зверя там не было.
Проходя мимо лабаза, я вышел к краю болотины, чтобы рассмотреть приваду со стороны, и вскоре заметил, что бочка лежит на боку и вся покрыта грязью. Приходил. Приглядываясь к каждому темному пятну, я направился к бочке. «Где же мои собаки?» — подумал я, глядя на экран навигатора. А они, сделав несколько кругов вокруг бочки, разбрелись в разные стороны и двигались к тем оврагам, которые я заметил зимой, когда привозил на снегоходе новую партию привады. Где-то в глубине души меня охватило волнение. «Ищите, ищите», — пробормотал я себе под нос…
Бочка была сильно деформирована, казалось, что ее кто-то повредил. На стальном тросе виднелись клочки шерсти, напоминавшие волокна, вросшие в металл. Создавалось впечатление, что животное, движимое отчаянием и нестерпимым чувством голода, пыталось разорвать ее. Повсюду лежали лосиные головы, полностью очищенные от мяса, с заметными следами от зубов.
Обогнув бочку, я заметил размытый весенним солнцем след хозяина тайги, который уходил в сторону, противоположную собакам, и был покрыт лосиной шерстью. Стало ясно, что он тащил шкуру лося с привалы. Пройдя около двухсот метров по следу, который периодически исчезал на проталинах, я нашел место, где зверь отдыхал, также усыпанное шерстью с той же шкуры. Здесь, вероятно, отойдя от привалы, медведь лежал, наслаждаясь своим трофеем, который ему достался с таким трудом из бочки.
Я огляделся. Внезапно, нарушая тишину, раздался лай, такой знакомый и такой желанный. Это Карат. На мгновение я замер, но быстро пришел в себя и, взяв навигатор, установил местоположение собак. Они работали по следу совсем близко, в трехстах метрах от меня. Вега, летящая к
Карату на помощь прибежала, начала лаять и крутиться вокруг кобеля. Началось! В голове тут же возникло множество мыслей: ветер дует сбоку, необходимо подойти на ветер… Почти незаметно палец коснулся предохранителя. «Не торопись, — напомнил я себе. Собаки яростно и с азартом облаивали зверя, удерживая его на одном месте в густом ельнике на краю оврага. Не подойду: видимость ограничена, да и снега еще достаточно. А если спуститься оврагом, вдоль ручья, который прикроет меня шумом воды, разбивающейся о ледяные края и коряжник? К тому же ветер в овраге, словно по трубе, усиливается. Это может сработать.
Пройдя примерно двести метров по ручью, я оказался совсем рядом, так как отчетливо слышал злобное рычание медведя, прерываемое лаем моих собак. «Молодцы, держите, держите, я уже на подходе», – подумал я.
Я пытался разглядеть зверя, перемещаясь из стороны в сторону, но безуспешно. Овраг позволил мне незаметно приблизиться, однако я оказался в затруднительном положении. Мои собаки сражались со зверем наверху, в скальной расщелине, а я пока не мог им помочь. С этой мыслью я двигался вперед, постоянно осматривая отвесные склоны оврага, и сам не заметил, как оказался наверху и буквально через несколько мгновений, метрах в пятидесяти, увидел мелькающие хвосты собак. До изнеможения я пытался высмотреть движение за густыми еловыми ветвями, но ничего не видел. Пот обжигал глаза. Сердце бешено колотилось в груди, отдавая пульсацией в висках, во рту ощущался соленый привкус крови, разогретой адреналином. Нужно обойти и зайти с подветренной стороны. Собаки, чувствуя мое приближение, с яростной злобой залаяли на зверя, еще сильнее сжимая кольцо вокруг него.
Отойдя в сторону, я заметил, как черный силуэт отделился от ствола ели и направился на собак, которые приближались к нему. По спине тут же побежали неприятные холодящие мурашки. В груди нахлынуло ощущение сдавленности. Это был он, владыка леса. Он защищался от собак с какой-то величественной легкостью, отбрасывая перед собой мох и кустарник мощной лапой и изредка щелкая белыми клыками. Его густая бурая шкура сияла на весеннем солнце, создавая вокруг него необыкновенное свечение. Вега держалась на безопасном расстоянии, а Карат, словно чувствуя мое присутствие, подбирался к оскаленной морде гиганта, умело уклоняясь от его мощных лап.
Нельзя было терять ни минуты. Вскинув карабин, я прицелился в нападавшего зверя, сделал выдох и, дождавшись момента, когда его боковая часть стала видна, нажал на спусковой крючок.
«Тигр» щелкнул, словно плеткой, глухо клацнув затвором, как будто зубами. Все вокруг замерло, как на стоп-кадре, смолкли птицы, и даже ветер, качающий вершины елей, будто бы затих. Зверь подпрыгнул, злобно рявкнул, кинув в мою сторону лютый, вводящий в оцепенение взгляд, и в долю секунды скрылся за еловыми лапами. Попал, сказал я себе и тяжело выдохнул. Собаки мгновенно кинулись в погоню. Я подошел к месту, где так яростно оборонялся медведь, и увидел, что у комля елки была прикопана та самая шкура лося. Пройдя чуть дальше, я заметил на мокром весеннем снегу следы алой крови, которые, будто ягоды брусники, были небрежно разбросаны по обе стороны от медвежьего следа. Хорошо. Надо двигаться за собаками.
Через десять минут я услышал лай – значит, мои собаки обнаружили зверя. Необходимо было увеличить скорость. Вскоре лай прекратился, и зверь снова пошел. Жаль, до цели оставалось всего пятьсот метров. Снова раздался лай, теперь уже на расстоянии семисот метров. Я решил срезать путь через сосновый бор, поскольку медведь часто поджидает обидчика на своей территории. Иногда я даже бежал, охваченный азартом, который не покидал меня. Я вышел на старый горельник с молодым сосняком, до собак оставалось не более ста пятидесяти метров. Подошел.
Осмотрев окрестности, я старался восстановить дыхание. Звонкий и дружный лай, полный злобы, вселял в сердце надежду, пронизывал насквозь и завораживал своей первобытностью. Когда до собак оставалось пятьдесят метров, лай стих. Как-то отдаленно и разочарованно в голове прозвучало: «Срисовал». И в тот же миг я увидел летящую на меня бурую тень. Как вскинул карабин, совершенно не помню, но Карат, схватив и придержав за гачи медведя в пятнадцати шагах от меня, подарил мне бесценные доли секунды для выстрела. Зверь рухнул горой у моих ног.
Собаки немедленно принялись яростно срывать шкуру побежденного зверя. Вскоре Карат запрыгнул на спину медведя и, тихо повизгивая, начал выдергивать клочки густой бурой шерсти с его гривы. Я все еще сидел на колене, пытаясь осознать и понять произошедшее.
Опершись на карабин, я похвалил собак, чьи губы дрожали от выброса адреналина. К счастью, добыча поймана, и собаки справились отлично, однако во мне осталось необъяснимое чувство, будто я не совершил победу, а просто повезло.
