Фото автора.
Полвека уже прошло, но потерю своего первого ружья помню до сих пор. Причина тому — в охотничьих и рыболовных принадлежностях. Время от времени взор мой натыкается на оставшийся от него приклад.
С тем ружьем я ещё будучи пацаненком, стрелял ворон, и било оно кучно, а дед мой, Петр Ильич, сдавал лапки подстреленных мною птиц в охотобщество и получал бесплатные патроны для борьбы с разорителями гнездовь.
С этим ружьем застрелил я и первого своего кабана, будучи уже членом охотничьего общества.
То ружье висело на стене в моей комнате, где я тогда проживал с родителями, и никаких происшествий с охотничьим оружием в те времена не случалось, но боеприпасы мои хранились в металлическом ящике на антресолях.
И… вдруг в середине 70-х годов прошлого века вышло постановление об обязательной регистрации охотничьего оружия. Пошел зачехлив ружье в самое «высокое» здание города, из подвалов которого, как шутили местные старожилы, пережившие сталинские репрессии, виден Магадан…
Входя в указанный кабинет, вижу на полу множество изымаемого оружия. Однако сомневаться в подаренном ружье мне не приходится: в стволах совершенная чистота, ни одной, даже самой маленькой, царапины не заметно.
Получил я официальное разрешение на хранение и ношение охотничьего оружия. Но обратил внимание я на человека, который его выдавал. И не зря. Уж чересчур внимательно присматривался он к ружью. А через год пришла мне новая повестка о перерегистрации.
К чему бы это? Курковая «Тулка» 16-го калибра выпуска 1941 года (до начала войны) никакого интереса не представляла, но вот приклад её, видно, и заинтересовал проверяющего.
Мой дед Петр вывез тот приклад бельгийской работы в качестве трофея из Германии и приспособил его к тульскому стволу и казенной части. На нем, сработанном из ценной породы древесины, вырезаны были сцены из жизни африканских животных, а на обушке выбито клеймо «BIRO», под ним номер 15410 и в треугольнике цифра 1 — видимо, не простым оказался приклад.
Я понял, что не спроста вызвали меня в главное милицейское управление, и захватил с собой пассатижи и отвертку. Когда проверяющий (тот, что был до этого) сказал мне, что ружье непригодно к охоте, я вынул инструменты. Быстро отсоединил приклад и положил его в сумку.
Каково же было разочарование проверяющего! Но ствол был сдан, и претензий ко мне так и не нашлось.
Так я думал. Но на протяжении двух лет приезжали в дом участковые и требовали предоставить сданное когда-то оружие.
Справка о сдаче стволов у меня имелась, а новое ружье хранилось в металлическом ящике-сейфе. На этом и закончилась милицейская охота за уникальным раритетным прикладом.
