Сумерки. В доме тишина. Брат еще с утра уехал на охоту с гончими; я не велел зажигать огня; лежу и мечтаю. Мечтаю под впечатлением рассказов крестьян слободы, которые нарочно приехали сообщить, что от волков житья нет, и что их видят в соседнем лесу по 11 и более штук
Известие, как видите, приятное, — хоть одного, можно будет затравить…
На большее количество я не смел рассчитывать, имея всего три своры и в них две надежные собаки. До сих пор, признаться, не травливал волков по той простой причине, что собаки не брали.
Посылаю я нарочного за сотоварищем по охоте С., с приглашением немедля приехать с собаками, чтобы чуть заря ехать попытать счастья. Описываю все, что слышал от крестьян и прошу не обращать внимания на чичер.
На дворе действительно идет какая-то мерзость: не то дождь не то крупа со снегом; ветер завывает и хлопает ставнями. Велел затопить печку и ставить самовар. Ночь быстро наступала, и темень обещала быть такою, какая бывает только в ноябре, хоть глаз выколи. Боялся, что С. не приедет, пожалуй, убоится темноты и не захочет ехать десять верст под дождем и ветром. А без него и охота не в охоту.
Досадно было, что брат уехал и досада происходила от того именно, что гончие устанут, не успеют отдохнуть, так как брат собирался в дальний лес, возвратится, вероятно, поздно, а с зарей придется опять тащить собак довольно далеко.
Позвал борзятника, осведомился, приготовлена ли овсянка; поговорили о предстоящей охоте, велел, чтобы собаки с вечера были хорошо выкормлены, и отпустил его со строгим наказом чуть свет будить нас, а гончих отправить с полночи и вести тихо; остановиться в полуверсте от леса, соблюдать наивозможную тишину и ожидать нашего приезда с борзыми. К счастью, брат скоро возвратился и был доволен удачной охотой: убил лису и пару русаков. Не успел он окончить свой рассказ, как во дворе послышался лай собак, и к крыльцу полным карьером подлетел С. Поспешно бросив поводья кучеру, он с пикою в руках вошел в переднюю.
Я и брат встречаем его и с недоумением смотрим на казацкую пику, которая как-то не пристала к охотнику с борзыми; но С., заметив наши удивленные взоры и улыбку, стал уверять, что если ему придется принимать волка, то и мы убедимся, что пика надежнее кинжала и более пригодна, нежели охотничий нож, во-первых, потому, что можно колоть зверя, не слезая с коня, а главное, что охотник гарантирован от того, что зверь бросится и поранит его.
Лес, в котором было так много волков, хорошо знаком С.; он не раз и прежде охотился в нем, знал лазы и уверял, что если волки действительно держатся еще в том лесу, то он расставит так, что волк неминуемо должен будет выйти на борзых. Одно, что беспокоило нас, — это непогода, и не потому что нельзя было травить, а потому что неприятно под дождем и ветром ехать верхом, да еще и довольно далеко. Но утро мудренее вечера, и может все окончиться хорошо.
Меня и брата особенно интересовали две собаки, купленные еще в прошлом году щенками; теперь им было по полтора года. Эту осень приходилось травить ими лисиц и русаков, и все, кто видел их в работе, удивлялись их резвости и злобности. Интересно было испробовать их на волке. Брат и С. уверяли, что собаки возьмут волка, лишь бы он вышел в меру, и, конечно, желательно было, чтобы пришлось травить не старого, а молодого или переярка.
Чуть свет нас разбудили и сообщили, что дождя нет и что гончие давно уже отправлены. Сборы были коротки, но мы порешили особенно не спешить, чтоб начать охоту не ранее девяти часов утра, зная, что зверь только к этому времени возвращается в лес из своего ночного путешествия. Начало светать, и мы тронулись, взяв собак на своры и дав друг другу слово ничего не травить, сберегая силу собак для предстоящей охоты на волков.
Совсем уже рассвело, когда мы подъехали к лесу, который расположен в крутом и широком овраге и протянулся версты на две. Так как наши гончие не гоняют волка, то мы и приказали бросить их с вершины, а не в том месте, где, по рассказам крестьян, держались волки, надеясь, что собаки скоро подорвут зайца или лису, и волки, услышав гон, выйдут из лесу. С борзыми же стали от слободы, на буграх, укрывшись за разбросанными здесь кустами. Нас было четверо, и мы стали друг от друга саженях во ста, не более, чтобы помогать в случае травли. Гончих бросили; скоро найдена была лиса, и наша маленькая стайка залилась, как по зрячей.
Недолго пришлось ожидать; на опушке показался волк, остановился, прислушиваясь к лаю и затем красивым наметом пошел прямо на С. Не добежав… приблизительно шагов двести, волк спустился в овраг, покрытый густым терником. Мы были в недоумении, что предпринять: ехать выгонять его значило рисковать, что волк оврагом прилезет опять в лес, а выжидать не хватало терпенья; жаль было, что волк отделается, а это весьма легко могло случиться, так как С. стоял крайним и имел на своре только одну надежную собаку.
В лесу раздался выстрел. Это стрелял лесник, но, видно, промахнулся, потому что гончие погнали еще с большим азартом. Не усидел волчина в терну и, испуганный выстрелом, нежданно-негаданно вынесся полным махом. С., выждав и подпустив насколько возможно, улюлюкнул, и собаки понеслись навстречу волку, который круто повернул назад и потянул к лесу. Половой кобель С. живо приспел к зверю и впился в шиворот, но волк сбросил его и даже погнался за собакой, которая уже не так смело брала, а только задерживала.
Враг что есть духу гнал коня па помощь, но не мог указать волка своим молодым, вследствие того, что волк скакал между кустами. Наконец, собаки воззрились и понеслись.
Волк был занят собакой С. и берегся ее, никак не ожидая, что сбоку несутся на него еще две собаки, и чернопегий кобель моего брата, страшным браском впившись в правое ухо волку, покатился вместе с ним. Собака С. изловчилась схватить за горло, и волк как ни барахтался, не мог сбросить двух сильных собак. Остальные теребили волка за что попало, а С. вонзил пику в бок зверя, который только ворочался и глухо ворчал, но подняться не мог, удерживаемый четырьмя борзыми и буквально приткнутый пикой к земле.
Подъехал и я. Радость была неописанная и особенно потому, что собака наша, молодой полуторагодовалый кобель, так бойко справилась с волком. Была надежда, что наш Карай будет брать волков, и надежда в скором времени оправдалась, и оправдалась блистательно. Волк, затравленный так удачно, был переярок и настолько жирен, что когда дома сняли с него шкуру и перетопили жир, то набрали до 10 фунтов.
Вероятно, волки были в разброде, и мы, велев собрать гончих, поехали домой и дорогою сговорились через день опять ехать в тот же лес, надеясь застать и затравить хоть еще одного. Мальчики-пастухи передали нам, что и во время гона видели, как несколько штук волков вышло на другую сторону леса к оврагам. Поэтому решено было в другой раз от оврагов поставить верхового, который бы ездил ввиду леса и похлопывал арапником. Нам же опять становиться на старых местах.
Через день мы выехали в тот же байрак. Подъезжая, увидели, что четыре волка вышли из яра и мелкой рысцой, гуськом поплелись в лес. Приостановившись, чтоб зверь нас не заметил, мы велели бросить гончих, а сами рысью тронулись в объезд, чтоб занять места; откомандировав одного верхового к оврагам, наказали ему: как только гончие поднимут что-нибудь, хлопать и покрикивать. Мы стали там же, где и в первый раз, с тою, впрочем, разницею, что заняли большее пространство, и С. спустился ниже к яру, идущему по направлению к селу.
Гончих бросили. Слышно было только порсканье, но собаки не гнали. Утро стояло морозное, ни тучки на небе, и тишина мертвая. Хлопанье кнута да стрекотанье сорок только и нарушало тишину. Я со вниманием всматривался и следил, не покажется ли на опушке волк, желая, чтоб он вышел именно на меня; хотя на своре имел собак надежных только на лису, но думалось: авось-таки хоть на время успею задержать волка. Но вот где-то далеко, в одной из отножин вершины прогудел голос гончей, но как-то отрывисто, неуверенно; лай повторился снова, еще и еще; подвалило несколько других голосов, и погнали, но с перерывами — видно, подняли русака, да еще и молодого. Я стоял в лощинке, и все внимание было обращено на лес, из которого я ожидал, что вот-вот выкатит волк. Как вдруг слышу: «Скорей! Сюда! Помогите! Ушел!»
Я выскакиваю на бугор и вижу такую картину. Волка держат две собаки, а брат, бросив лошадь, с ножом в руках бежит, чтоб принять зверя. Волк сбрасывает с себя собак и идет наутек, собаки снова кладут его; но он вырывается; в это время вижу — из яра что есть духу скачет С. наперерез волку; я тоже скачу на помощь, и шесть собак растянули зверя. С. приколол волка пикой. Лошадь брата прибежала к нам, а его самого не было видно. Поехали искать его и увидали, что он лежит под кустом бледный, как стена, и не может выговорить ни слова.
Отдохнув, он рассказал нам, что волчица вышла на него очень близко и собаки живо справились с нею и держали так крепко, что брат успел всадить нож в брюхо, но в это время волчица вырвалась; собаки шагов через полсотни опять схватили, но зверь так энергично вырывался, что, не дав брату подбежать, опять сбросил собак. Будучи очень тепло одет, порядочно побегав, брат не в силах был больше идти, лошадь же свою бросил и, видя, что зверь отделывается, стал кричать и звать па помощь. Что было дальше, не помнит, так как в глазах помутилось и он еле доплелся к кусту, возле которого и свалился.
Я и С. приволокли волчицу если не матерую, то, наверное, лет двух-трех. Собаки не были ранены. Довольные удачной травлей, мы поплелись домой, всю дорогу разговаривая об этой травле. Если б я и С. не подоспели вовремя, то волк мог бы уйти, изморив молодых собак, которые несколько раз смело справлялись с ним.
Теперь мы были твердо убеждены, что не так трудно травить волка, как пишут, и что если имеешь сильных, смелых и резвых собак, то волк от таких борзых не отделается. Не знаю, быть может, придется когда-нибудь иметь дело и с таким волком, который изранит собак, а быть может, даже и не подпустит их, но пока благополучно затравили уже двух описанных да спустя дня четыре, охотившись на лисиц в наездку, затравили на пахоти еще матерого, правда, не так уже легко, а повозившись с ним долгонько, но все-таки затравили, да еще такого волчину, что едва с помощью крестьян взвалили на коня.
Когда привезли домой, то чуть не весь наш хутор сошелся смотреть на это чудовище. Дело было так. Брат, С. и один из охотников, всегда сопровождающий их, уехали с утра в наездку на лисиц пошарить соседние пахоти. Я не принимал участия в охоте, будучи занят делами по хозяйству, а потому расскажу так, как мне передавали.
Предположено было взять бугристые места возле одной из соседних слобод, где охотников нет, а следовательно, где представлялось более шансов найти лисиц. Но, проездив целый день и затравив лишь русака, наши охотники, печальные, возвращались домой. Проезжая уже вечером через пахоть близ хутора Ч., заметили, что возле яра что-то копошится. Признать, что то были волки не было возможности, во-первых, потому что было довольно далеко, а во-вторых, трудно было допустить, чтобы волки засветло могли бродить близ жилья. Охотники предположили, что это собаки, но все-таки решили узнать поточнее и, осторожно разъехавшись, стали объезжать то место, где двигались фигуры. С. поехал в объезд яра на правую сторону, брат спустился и поехал оврагом, а человеку, который ездил с ними, велено было держаться левой стороны, подальше от видневшихся фигур, которые оказались действительно волками, подбиравшимися к падали.
Один из них бросился со всех ног наутек, а другой потянул в яр. Охотник наш успел указать его своим собакам, которые начали живо спеть к волку; почему-то волк не особенно уходил, надеясь, вероятно, на свою силу. Волчина был действительно громадный. Одна из собак подобралась уже довольно близко, и волк, увидев беду, с места рванул так, что взбороздил землю, точно сохой, но было поздно… Наша небольшая сучонка, довольно впрочем злобная, влепилась ему в гачи и хотя не могла остановить, но все-таки задерживала, а в это время брат и С. неслись уже со своими собаками.
Волк спустился в водомоину, прислонился к стенке и стал отщелкиваться от собак, которые обступили его, брать, однако, остерегались. Но как только подскакали охотники, наш Карай и собака С. так храбро накинулись на волка, что свалили его, а брат кинжалом отсек ему заднюю ногу. Волчина, почувствовав страшную боль, из всех сил рванулся и полез из водомоины на кручу, но брат нанес ему удар ножом по спине и пересек другую ногу, после чего волк свалился опять. Его долго не принимали, натравливая собак, которые жадно его теребили.
Действительно, не придется, вероятно, больше травить волков так удачно, как в эту осень. После этой охоты мы сколько ни выезжали, волков более не встречали, хотя ездили чаще всего близ того леса, где вывелись и держались волки. Последний волк — материк; я это утверждаю потому, что шкура его чуть ли не в сажень длины; а на спине так много стоячего волоса в виде щетины, точно грива. Нечего говорить, что шкура служит украшением кабинета брата, и все, кто видел ее, удивляются, как можно затравить такое чудовище молодыми собаками, да к тому же в наездку.
Вообще эту осень не приходится поминать лихом: зверя было много, и даже русаки попадались чаще, хотя и теперь их не то что в доброе, старое время.
Из собрания Павла Гусева
