В тайге произошел драматический случай с участием медведя и лося.

Охота занимала особое место. В детстве я часто болел, и любимым занятием во время болезни было чтение отцовской двухтомной «Настольной книги охотника-спортсмена» 1953 года издания. Глядя на иллюстрации, читая об охотах в разных частях России, болезнь будто отступала — так мне казалось в те счастливые годы. Вскоре появилась мечта — побыть одному с ружьем в лесу.

Бабушка научила меня стрелять из своей тульской курковки, и это ещё сильнее утвердило мою мечту. В 1967 году я взял «тулку» на летние студенческие работы в Красноярский край. И как же возрос мой авторитет перед одногруппниками! Особенно когда мне чудом удалось сбить поперечную утку. А немного позже я купил ИЖ-12 — первую советскую вертикалку (вместе с родителями, конечно). Ах, как она смотрелась у меня в руках! Как у героев вестернов.

Мечта не умирала и мне удалось её осуществить. В 1979 году на байдарках мы отправились на Яренгу, чтобы повторить поход 1978 года. Я взял вертикалочку, надеясь пострелять уток на реке. И в самом начале сплава, когда мы только выгрузились из поезда у Синего моста и собирали байдарки, я увидел трёх человек идущих по железке, один из которых был в фуражке лесника. Я подошёл к ним, мы поздоровались, и я спросил местного лесника об охоте… Так началась моя 34-летняя дружба с Вячеславом Ивановичем Ашпаровым — Славиком. Молодой парень, младше меня на десять лет, он только что вернулся из армии. Мне было 32, ему 22.

Ашпаров стал для меня другом и преданным охотником, уже тогда считавшимся в округе самым удачливым. Все годы 80-х я приезжал к нему на Яренгу по весне и осени, или даже чаще, и мы отправлялись в лес. Сначала на Мазах по лесовозной дороге примерно восемьдесят – сто километров, а затем пешком десять – двадцать километров, как получится. Тогда впервые я испытал полное слияние с лесом и природой. Мечта сбылась.

Мы ночевали в избах, множество которых знал Славик, а порой – у костра под пологом еловых веток. Лес был полон дичи. Стреляли все, что взлетало или убегало и попадало под определение дичь. Чаще всего приходилось стрелять быстро или навскидку. Поэтому я перенёс от Ашпарова способ носки ружья на левом плече цевьем вверх, при этом левая рука лежала на цевье. Это позволяло в случае необходимости быстро вложить оружие в плечо и выстрелить. Я даже тренировался делать это одним движением. Такая охота к вечеру всегда приводила к наличию нескольких тушек дичи для ужина.

В нашей дружбе меня поражало одно: при огромной разнице в образе жизни мы абсолютно одинаково относились к охоте как к лучшему из увлечений мужчины. Мы оба признавали глухариную охоту на токах вершиной этого занятия. Для нас охота означала борьбу с теми, кого мы преследовали. Борьба, которая начиналась неожиданно: хруст веток или шум крыльев. Затем шел поиск, скрад, преследование, быстрая реакция, точный выстрел или дуплет — и вот она, добыча. И ходьба.

Сначала изнурительной, долгой, а потом перешедшей в удовольствие поездкой по меняющимся картинам тайги. Мы оба считали охоту состязанием со зверем, намного лучше приспособленным к жизни в лесу. Он лучше видит и слышит, быстрее и выносливее, и живет здесь дома, а мы у него в гостях. Нужно переиграть его и добыть ровно столько, сколько нужно, и не устраивать тщеславных аттракционов с чучелами или заготовкой диетического мяса для здоровой жизни. Мы оба понимали, что при наличии современного оборудования типа тепловизоров, приборов ночного видения, дальнобойного оружия с прицелами, снегоходов и прочих технических средств современная охота становится просто уничтожением живого и не имеет никакого отношения к воспетому русскими классиками занятию.

Хочу высказаться о трофейной охоте. Видя множество голов животных с призовыми рогами или чучел крупных хищников, вспоминаю кадры из фильма «Хищник» со Шварцем. В фильме инопланетный охотник с удовольствием пополняет коллекцию человеческих черепов и позвоночников. А ты, собравший такую коллекцию, кто? Человек или инопланетянин?

Вспомнился мне, ушедший из жизни друг Ашпаров, и сразу же вспомнились смешные истории с охоты.

Таежный чаёк

Охотиться в Подмосковье на один-два дня не люблю, только настроение портится. А вот весной или осенью вырваться на недельку-другую в Коми к Славику Ашпарову в тайгу — праздник. Именины сердца.

В начале 80-х годов прошлого столетия в советские времена довелось поехать на любимую Яренгу на ноябрьские праздники. В те времена ноябрьские праздники были одними из главных в году, и с отгулами получилась целая неделя. Сутки туда, сутки обратно, и пять дней совершеннейшей свободы и раскованности души. Уже в поезде меня охватило сладостное предвкушение леса, прохлады и свежести. Поэтому дорога на Яренгу мне всегда казалась томительной, и сутки я не знал, куда себя деть. Понимаю пассажиров, заливающих эту скуку спиртным: так быстрее едешь. Сам пользовался этим методом не раз.

Наконец-то Микунь! Погулял, подышал часок воздухом тайги, осталась последняя двухчасовая часть пути. На Яренгу приехал в полночь. Там встреча с друзьями — Славиком и Сашкой, братьями Ашпаровыми, бессонная ночь в охотничьих разговорах, а утром в лес.

В ноябре здесь в три часа дня уже темно. Давайте отправимся. Но сколько бы мы ни спешили, пришлось идти по темноте, да ещё по рыхлому, свежевыпавшему снегу. Проехали на МАЗе километров тридцать по лесовозной дороге, а дальше пешком.
До выбранного места надо было пройти шестнадцать километров по старым лежневкам, зимникам, лесоустроительным просекам и болотам. А в конце пути нас ждала Лебедевская изба.

В охотничьем настроении сразу же занялся ходьбой. Длительная, утомительная прогулка по снегу казалась особенно тяжелой. Ноги проваливались в лежневке, я падал в незаметные ямы белой темноты, получая при этом рюкзаком по затылку — пересчитать эти случаи устал.

Вот изба! Дошли! Я дополз, а для Славика это просто прогулка. Он вынослив, как лось. Хотя, говорят, лоси не очень выносливы. Изба маленькая: нары да печка, и почти нет свободного пространства.

Недолго мы посидели, сняв рюкзаки, даже немного полежали, пока силы вернулись. Нашли дрова и затопили печь. Светлое пламя из маленькой плошки огня и света сквозь щели в печи освещало комнату. Огонь горел, по избе растекалось тепло, и следующим делом был чай. Есть не хотелось, рано. Хотелось пить.

Слава, я привез индийский чай «Три слона». Чем его заварить?


— Погляди на полку сверху, там должен стоять чайник, — огонь Славкиного «Беломора» дымком пляшет, он словно вслепую копается в рюкзаке, вытаскивает хлеб, масло и сахар к чаю.

Рукой пробегаюсь по полке, ища чайник без крышки. Нахожу его, вытряхиваю, и выхожу в темноту тайги. Забиваю чайник снегом и возвращаюсь, ставлю на печку. Вода быстро закипает, печка разгорелась, в избе тепло, сон начинает наваливаться. Беру привезенную пачку чая, щедро сыплю в кипяток, и откидываюсь на нары. Ждем минут десять и приступаем к ужину. Аппетит вернулся, настроение прекрасное — как будто и не было этой мучительной и цепляющей за ноги дороги.

— Славик, слушай,— говорю, смачивая губы из кружки.— В лесу так хорошо! Какого свежего воздуха! И настроение совсем другое. Нет и не было никогда Москвы с ее людным шумом, ежедневной суетой. Даже чай на вкус иной становится, как будто трав пахучих в него добавили. Вода, наверно, другая.


— Неудивительно, — говорит друг. — Лес на всё влияет. Вода другая, и человек меняется. Сам стихи только в лесу сочиняю, в деревне никак. А ты говоришь, чай!.

— Есть, кстати, что-нибудь новенькое?
— Есть. Дома.
— Дай почитать, не забудь!

Разговор медленно развивается, переливаясь из темы в тему, однако всегда возвращается к центральному моменту: лес изменяет человека как телом, так и душой.

— В лесу плохие люди ненадолго остаются, — говорит Славик, покурив после следующей порции ароматного тайгиного чая индийского происхождения, лежа полулёжа на боку (любимая поза).

Сонливость всё больше погружает тебя в грязное, многое повидавшее одеяло. Пора бы уже поспать, что ещё можно делать?

Собрали остатки пышного ужина, бросили в камин дрова и растянулись на нарах. Чувство блаженства! Голые стопы согреваются теплом, мысли начинают размываться.
— Ну что? Спим?
— Угу.

И в сон. Эх! Так бы в Москве!

Проснулся утром. Кажется, как упал, так и не повернулся ни разу. Потянулся, огляделся. Славик спит. В принципе, мастер сна. На земле, на снегу, подложив себе пару веток лапника. А тут в избе вообще не добудишься. И не бужу. Надеваю сапоги и выхожу за дверь. Уже светло. Если так пойдет дальше, проспим всю охоту. Надо скорее. Хватаю ещё поленьев и растапливаю тухшую печку.

Славка проснулся, зажег сигарету.

Приготовь завтрак, я пойду за снегом. Беру чайник и выхожу.

Чайник тяжелый. Вчерашний не допили, кажется. Усталость пригнала. Вытряхиваю, выливаю вчерашнюю заварку. Что-то многовато ее высыпалось. Крупные, набухшие, продолговатые комки, слой пальца на три. А вот и разваренные листы индийского чая. Несу чайник в избу, показываю остатки Славику.

— Вот смотри, как чай в лесу yesterday заварился странно, — говорю я, и мне кажется, начинаю понимать.

Славик сует нос в чайник:

— Много мышей, согласен. Но всё хорошо! Будем крепче.

А аромат был хорош!

Самсон-медвежатник

В Коми живут медведи? Да, лично много раз видел. И стрелять приходится. Встречи с медведем всегда запомнить можно, вот одна из них сохранилась у меня навечно.

В середине августа выехали мы на охоту. Три недели длился наш поход. Сразу ушли глубоко в лес, выбирая для ночлега дикие места. Каждую ночь разбивался новый лагерь у костра. Иногда пользовались избами.

Вторая половина августа – пора изобилия в тайге. Птенцы вылупились, окрепли и отправляются самостоятельной жизнью. Ягодки повсюду, а погода чудесная – настоящий рай на Земле!

На одной из стоянок к нам присоединился Володька Самсонов, новый знакомый Ашпарова, мастер ближайшего вахтового участка. Рослый молодой мужчина в кроссовках. Вчетвером: Славик Ашпаров, Самсон, брат и я — пошли в лес. Самсон собирался поохотиться с нами два дня и вернуться на вахтовый участок. Был с нами и наш пес Локис, которого мы привезли из Москвы. Крупный западник и, как выяснилось, с отличными рабочими качествами, особенно по пуху.

Мы вышли рано утром, солнце только начинало вставать. Ходить вчетвером шумно и стрелять неудобно: один стреляет, а трое следят. Решили разделиться: Славик с братом и Локисом обойдут квартал с севера, а мы с Самсоном — по южной просеке. Встретиться решили на другой стороне квартала. Сигнал экстренной встречи — два дуплета.

С Самсоном мы сразу свернули на правую просеку, когда-то вырубленную для вывоза леса. Сейчас просека изрядно заросла березняком выше человеческого роста. Идем: Самсон впереди, я метров на 10–15 сзади. Раза два стреляли. Добыл молодого тетерева, который перелетел через просеку и сел на еловую ветку, хорошо виден был на зеленом фоне. Упаковали красавца в рюкзак и тем же порядком двинулись дальше. Благодать! Раннее утро, тишина! Только вижу впереди плечи и затылок Самсона, ныряющие в листве березняка.

Внезапно Самсон резко разворачивается и криком «Славик, медведь!» бежит ко мне. За его спиной, на фоне восходящего солнца, вижу крупную прыгающую тень. Это точно медведь, большой, выше Самсона. Стрелять нельзя, Самсон находится в зоне обстрела. Делая шаг в сторону, приношу ружье к плечу. Не заметил, как сам уже готов. В голове, как в детстве перед дракой с ребятами из соседнего двора, возбуждение: вот оно сейчас будет!

Самсон за моей спиной остановился, жду. Впереди треск, сквозь заросли низкорослого березняка виден темный силуэт. Мелькает мысль: в нижнем стволе пуля, в верхнем дробь «пятерка». В таком березняке пуля может отклониться, не убить, а только ранить или вообще миновать зверя. Что тогда делать с одним дробовым патроном против миши? Нож из сапога вытащить не успею. Надо подождать, пока зверь выскочит из кустов сюда, почти под ноги, и будет хорошо виден. Направляю стволы вниз метров на пять вперед.

Думаю, выскочит, и я в ответ огонь из двух стволов ему отдаю, а там видно будет. Рядом Самсон. Поможет, наверное.

Зверь вылетел из кустов, остановился резко и развернулся на всю ширину просеки. Темно-коричневый, упитанный, с гладкой шерстью. Еще подумал: откуда в лесу такой ухоженный зверь? Развернувшись, медведь, показавшийся размером с автобус, исчез в лесу.

Самсон вернулся к месту своего прежнего положения. Он бледен и бесцельно ощупывает пустой патронташ.

— Патроны пропали, хотя патронташ был полон, — запинаясь, произносит он.

Иду вперед и действительно вижу на земле патроны. Подбираю их поочередно и возвращаюсь к Самсону. Патроны туго входят в гнезда. Как же он бежал, если из плотного патронташа выпали патроны? И березняк ему не помешал!
— Садись посиди, а я не буду, — говорю я.

В самом деле мне не хочется сидеть, всё переполняет возбуждением, и сдержать смех невозможно. Страха никогда не было, только возбуждение. Всё произошло так стремительно, что у меня не было времени испугаться.

Пока Самсон приходил в сознание, я подошёл к месту старта моего товарища и заметил посередине просеки вытоптанную площадку с двумя большими насыпями земли. Под одной из них лежали останки лосиной туши: голова, шея, передние ноги до колен были целы, всё остальное съедено, шкура перекручена. Да, медведь хорошо поел, целого лося сожрал!

Теперь всё ясно. Убив лося, медведь два-три дня не отходил от него, почти всё съел и спал без задних ног, не слыша ни шагов наших, ни выстрелов. Только когда Самсон едва не наступил ему на хвост, тот проснулся и то ли от испуга, то ли желая отогнать гостя, бросился на него. Но не догнал. Самсона тогда бы никто не догнал.

Пока разглядывал медвежьи следы, Самсон подошел ко мне. Ему стало лучше. Решили вместе пройти по просеке к болоту и там вызывать своих с помощью условного сигнала.

Пошли к болоту и вновь услышали справа треск. Не уходит, проклят! Лося ему жалко! Выстрелил дуплетом, прислушался. Ответа не было. Выстрелил ещё раз и услышал ответный дуплет. Ясно: идут к нам.

Самсон и я ожидали друзей, сидя на бревне посередине болота. Место выбрали подальше от деревьев и кустов, не раздумывая. Через некоторое время послышался шум на просеке. Это Локис и друзья. Надо же! Вышли прямо на медвежью лежку, осматривают ее. Мы подошли к ним.

— На мишу напали? — спросил брат. — По вашему лицу видно, что да.


По мнению этого человека, ему есть о чем судить, так как он видел пострадавших от медведей на Камчатке.

Просидели, закурили и приняли решение отправиться на охоту за медведем, который, согласно нашим прогнозам, непременно вернётся и закончит начатую трапезу. До этого нужно выпить чаю и отдохнуть.

Самсон отказался пить чай, так как ему нужно было возвращаться на вахту. Он попросил Славку провести его мимо медвежьей столовой, ведь бывший зек и мастер участка был очень напуган этим местом.

Славик Ашпаров проводил его и быстро вернулся. Мы спустились вниз по просеке к ручью, развели костер, поставили чайник и стали обсуждать предстоящую охоту на медведя Самсонова. По нашей оценке, он ближе к ночи обязательно должен вернуться к остаткам лося. Мы решили сделать рядом лабаз и караулить медведя. И тут обнаружилось, что пуль у нас маловато. Ашпаров вспомнил, как кто-то из старых охотников рассказывал ему, что надрезанный папковый дробовой патрон бьет на дистанции до 30 метров, как пуля. Так и сделали. Надрезали несколько патронов по границе дробового заряда и постреляли. И действительно отверстие в мишени было круглое, как от пули.

Отдохнув и взявшись за дело с оружием наготове, мы вернулись к медвежьей столовой строить приют. Но о ужас! Лося или остатки от него не оказалось. Скряга забрал его и всюду догрыз поблизости, оставив лишь кучу блестящих обглоданных костей. Показал всем, кто в лесу хозяин. Не побоялся ни голосов людей, ни стрельбы.

По словам свидетелей, после этого Самсон охотился на медведей, стреляя в них с особенным усердием, словно таким образом искуплял свой первый страх.