Смена направления охоты с зайцев на копытных потребовала четвероногого помощника. Для сибиряка выбор очевиден — лайка. Но какая? Западносибирская или восточносибирская? Восточные представители породы крупнее, выше в холке, но западные быстрее и ловчее, что важно при охоте на копытных. Решил завести обеих пород и сравнить их в деле.
Осознанность и опыт не защитили от печальных ошибок. Первый кобель Абрек погиб под секачом, не успев стать взрослым. Возможно, вина не моя: тренировал молодого кобеля по угодьям, был без оружия, на нежелательные встречи не рассчитывал. Но все равно надо спрашивать себя. Хозяин всегда виноват в том, что собака не слушалась команд, в том, что пошел гулять с кобелем туда, где можно встретить кабана весом в двести килограмма. А обиднее всего то, что секач год жил в вольере, от подсвинка до взрослого зверя, потом я его отпустил в угодья. И он ответил злом…
У меня остался восточник по имени Чингиз. Начал его обучать, обращая внимание на выполнение команд «нельзя» и «ко мне». Опыт воспитания гончих подсказал мне применить лайку. Как гончих сбрасывают с гона звуком валторны, так и Чингиза научил подходить к хозяину по сигналу горна. Вместе с тем понимал, что не нужно усердствовать в дрессировке лайки, чтобы не испортить охотничьи качества.
Лайки — порода универсальная, с которыми можно охотиться на любую дичь, начиная с утки и заканчивая медведем. Ее универсальность не портится, как у дратхаара, который умеет многое, но не на отлично. Лайка подстраивается под потребности хозяина: если таскает собаку с щенячьего возраста по пушному зверю и птице, то она станет «мелочовщицей», если по крупному зверю — «зверовой». Лайка люто агрессивна к диким животным, но мягка и даже ласкова с людьми и домашними животными, особенно своими. Попадаются исключения — «скотницы», которые могут придушить соседскую утку или задрать овечек, но таких необходимо изымать из породы.
Лайки отличаются сообразительностью, быстро обучаются и приспосабливаются к новым условиям, в отличие от гончих, которые больше полагаются на инстинкты. Мне кажется, у лаек есть чувство юмора, а это свидетельствует об уме. По крайней мере обижаться они точно умеют. Лайки обладают прекрасным обонянием, даже верховым, быстрые, ловкие и выносливые, отважные, но без крайностей, с прекрасной реакцией. Опытная лайка никогда не подставится под удар. Я понял, что охота с лайкой — это не прогулка. Собака идет на охоту, а я лишь несу ружье. Если лайка поняла суть охоты, вмешиваться не стоит, она сама знает, что делать.
Попробовал я поэкспериментировать и к Чингизу приобрёл щенка волкособа, от суки третьего колена. Много о них читал, в общем, знал и плюсы, и минусы. Кличка у собаки потомственная — Серый.
К началу сезона охоты на лося у меня уже была пара откормленных кобелей. Возраст их соответствовал второй осени. Несколько раз я проверял их на барсуках, и их морды поначалу были изгрызены напрочь, но быстро сориентировались, и с третьего раза брали барсука в растяжку без единой царапины. Дважды я вывозил их в соседние угодья на кабана и со второго раза взял подсвинка, которого собаки тоже взяли в растяжку, как и барсука.
Бумага в руках, легкий снежок, тепло – сезон начался. Сначала искали на лугах, потом в оврагах, прошли по лесу. Находили группы косуль, но собаки, пробежав сто метров за ними, бросали преследование, видя, что я не заинтересован. Чингиз крутился рядом, поиск занимал мало места – не более пятисот метров, но это из-за неопытности. Серый же уходил далеко и появлялся с докладом не чаще двух раз за час. С большого расстояния глянет в глаза, убедится, что я его увидел, и уже мчится в другую сторону.
Температура поднялась почти до нуля. Высокие сосны касались темных низких облаков. Иногда мешал мокрый снег. К обеду снег почти растаял; я шел по краю соснового бора без надежды: чернотроп не подходит для выслеживания, и тающий снег смывает запахи. Слева тянулась длинной зеленой полосой узкий покос шириной не более полусотни метров.
Входить в бор не хотелось. Мрачно и сыро. Даже собаки не устраивали дальних поисков, лишь потрескивали где-то справа. Но, как обычно неожиданно, примерно в ста метрах по пути движения взлетели пара косачей, и тут же на зеленую траву покоса высыпалась моя пара. Чингиз остановился и смотрел улетающих косачей, а Серый не обратил на них никакого внимания. Морда опущена, хвост на спине, быстрые ноги мгновенно перенесли его через открытое пространство в редкий осинник, который через двести метров переходил в непроходимое моховое болото.
Собачий лай с треском нарушил осеннюю тишину. Чингиз прервал созерцание косачей и бросился догонять напарника. Я старался не отставать, но у края осинника все же остановился, перевел дыхание и осмотрелся. Мелкий и частый подлесок особого обзора не давал, но лай раздавался совсем рядом. Резкий звук шлепка разнесся по лесу, мне даже показалось, что земля дрогнула.
Гром был похож на удар лопаты по влажной попа слона. Только сохатый мог издавать такой звук. Собаки сначала замолчали, словно испугавшись, но через мгновение лая их поднялся до небес с такой яростью, что передался и мне. Адреналин промчался по вискам. Где вы только?
Вхожу не хотелось – лес был изуродован ветром, и я сразу бы попался на глаза. Тут мелькнул силуэт. Лось! Не великан, ну да ладно. Стрелять нельзя – много молодой поросли, пуля от карабина уйдет рикошетом. Нужен прогал. Медленно сдвинулся вправо. Есть! Видно хорошо. Чингиз, припадая на передние лапы, облаивал слева. Серый, не останавливаясь ни на секунду, делал обманные атаки, пытался обойти зверя справа и почти вцеплялся в его морду. Молодец! Работа на пять баллов. Я привычно приложил карабин, навел перекрестье оптики и… Не знаю, что меня остановило, но я секунду помедлил, а позади лося что-то двинулось. Так, у нас проблемы. В ветвях поваленной осины, за спиной у лосихи стоял упитанный тогуш-сеголетка. Это в мои планы не входило.
Лосиха опустила голову с прижатыми ушами и ответила на выпад Серого быстрым ударом передней ноги. Серый отступил, а следующий удар пришёлся по опавшей листве. Кобель бросился справа и попытался пробраться к лосенку, который испуганно двигал ушами и переступал с ноги на ногу. Хорошо, что он не убежал, этого и добивался Серый.
Надо было снимать собак.
— Чингиз! Нельзя! Ко мне! Ко мне!
Чингис отошел, поднявшись, и удивлялся, смотрел он мне прямо в глаза. Лошадь на мой призыв не отреагировала. Взгляд её был направлен только на Серого.
— Ко мне!
Чингиз по дуге выпрыгнул на поляну и с виноватым видом подошёл. Так, один остался. Его надо на поводок и привязать к осинке. Потом я подошёл к схватке лося и собаки на расстояние метров пятнадцать.
— Серый, ко мне! Ко мне! Нельзя!
Серый поднялся. Лосиха пустилась в бегство, Тогуш вслед за ней. Серый, презрительно взглянув на меня, молча помчался за ними. Если успеют до болота, то скрыться, там глубоко.
Два часа мы ждали Серого. Каждые пять минут я подавал сигнал на валторне и курил. Во рту было горько… Перед сумерками пришел он и набросился на Чингиза. Сразу, без танцев. Кобели дерутся время от времени, но сначала показывают свою доминантность: толкаются или кладут передние лапы на холку оппоненту. У меня они жили в одном вольере, были однокорытниками. Я понимал, что это ненадолго, что проблемы неизбежны, и уже приготовил второй вольер для расселения, но поводов пока не было. А тут без предупреждения и сразу в шею, правда, тут же бросил. Чингиз не ответил. Получается, злость сорвал. Ну-ну!
В следующий раз вышли по небольшому морозцу. Скрипит снег на морозе, звук разносится далеко, но к обеду должно отпустить. Чтобы не пугать коров с тогушами, переправился на другой берег большой реки. Сезонная миграция в сторону Васюганья началась: самые отчаянные быки форсировали водную преграду, которая разделяла самок с потомством.
Противоположный левый берег представлял собой обширные заливные луга, разрезанные петляющими речками и утыканные мелкими озерами. Переплыв реку, сохатые отстаивались по нескольку дней в прибрежных забоках, а по темноте пересекали луга. Дальше были песчаные гривы, покрытые сосняком, перемежающиеся узкими болотами, а через сто километров безлюдных и непроездных дебрей начиналось Великое болото.
Лодка едва коснулась противоположного берега, как собаки уже помчались. Забока, поросшая осинником с густым подлеском из краснотала и ежевики, была большой, несколько квадратных километров. По скудности почвы она была затянута хвощом. Выбор забоки был неслучайным: несколько лет назад я здесь устроил солонец. Сохатые по осени соль ели неохотно, но рядом обязательно оставались. В дебри я не полез, пошел по просеке. Эту забоку мы прочешем за час и, если пусто, перейдем к другой, затем к следующей. Вот справа налево просеку пересекли следы собак. С недавней поры их стали бегать вместе, хотя раньше в поиск уходили поодиночке. Интересно!
Пройдя не половину пути, из-за угла одновременно прозвучали два голоса: «Ай молодцы! Точно на солонце. Надо слушать». Метров двести. Ветер с реки, значит, нужно заходить справа, отрезая от лугов. Поместились к берегу, постояли. Как показалось мне, слышал даже треск. Нужно скорее обходить забоку.
Сохатый остановился посредине и не шевелился. Серый постоянно что-то говорил, а Чингиз молчал в некоторые моменты. Нужно было идти дальше. Под ногой хрустел мерзлый хвощ… Через полчаса с мокрыми от пота глазами я подошел метров на пятьдесят. Восстановил дыхание.
Чингиз внезапно выскочил, ткнул мокрым носом в ладонь и убежал к Серому. Хвощ, сухие веточки, как мне казалось, своим хрустом перекрывали лай собак. Я подобрался еще на десяток метров — ничего не видно. Оптику снял, понимая, что если придется стрелять, то накоротке. Пришлось обходить колоссальных размеров поваленную осину. Продвинулся еще на несколько метров, сместился в сторону. Неожиданно вывалился Серый, а за ним сохатый с низко опущенной рогатой головой и прижатыми ушами. Морда в крови. Я даже моргнуть не успел, как он включил заднюю скорость, после чего все исчезло. Ладно, подожду, когда он в следующий раз выглянет.
Лось был небольшим, двухлетним, с рожками-вилочками, и мне больше не надо. Раздался громкий треск. Компания сместилась влево и двинулась ко мне. Я это начал понимать, когда в десяти метрах из мелкача на меня вылетела вся троица. Поднимая карабин, я передвинул ногу в поисках опоры, но нога запуталась в ежевичной плети. Я еще продолжал целиться в пробегающего мимо зверя, когда неуклюже начал заваливаться на бок. Треск стал удаляться. Так, решил я, предохранитель на место и беги. На край забоки. Когда я вырвался из цепких объятий подлеска на открытый простор, компания уже пересекла половину пути до темной стены бора.
Уже подойдя к первым соснам, я услышал, как от гривы эхом отражается работа собак. Сил у лося оставалось не так уж и много. Через гриву лось не пошел. Это придало мне уверенности и вселило надежду. Ветер дул в спину, значит, надо обходить. Наверх я уже поднимался с трудом, с двумя остановками. Осторожно продвинулся по гребню метров на двести. И вот лось, как на ладони. Чистый сосновый бор без подлеска позволял сделать выстрел даже отсюда, но куда лось денется? Обратно на луга не пойдет, только вверх по склону, на меня.
Снег уже не хрустел под ногами, сфагнум мягко пружинил при каждом шаге, а сосновые веточки под снегом прогибались под ступней. Тридцать метров. Достаточно. Чингиз стоял сзади и облаивал зверя, не пытаясь сделать хватку, а Серый крутился перед мордой и норовил схватить бычка за ноздри. Видимо, ему это удавалось, так как снег был залит кровью. В какой-то момент Серый дернул правым ухом в мою сторону и захлебнулся яростью. Бык ринулся вперед…
Прижав плечо к сосновому стволу, я затаил дыхание. Спуск! Проклятье! Предохранитель! Зверь по металлическому щелчку оглянулся и тут же упал на колени, медленно заваливаясь на бок и окрашивая белый снег темной кровью. Серый вцепился лосю в верхнюю губу. Чингиз начал выковыривать клочки шерсти со спины.
Всё. Встретимся с полем. Отдохнул, дав питомцам утолить жажду, и приготовил нож, топор, веревки.
— Хватит! Нельзя!
Серый молча бросился ко мне. Зубы звонко щелкнули в сантиметрах от паха. Я не испугался и не дернулся — просто не успел. Серый бросился к Чингизу, но также пощелкал зубами возле шеи и снова вцепился в лосиную морду. Медленно, не дергаясь, я нагнулся к карабину и щелкнул вниз предохранителем. Серый вздрогнул, но морду не выпустил. Ножом я отрезал от куста краснотала длинную ветку, пропустил ее через ладонь, сметая мелкие веточки и оставшиеся листочки…
Красная плеть свистнула, выдернув клочок шерсти из бедра. Волк рыкнул и укусил обожженное место. Снова свистнула плеть, обернувшись вокруг живота собаки, та отползла прочь. Я бросил ветку и поставил предохранитель на место. Серый вздрогнул. Все понял. Понял, на какой грани остановились и я, и он. Беда!
Разрезав тушу, отдав собакам куски лёгких, я сел и взял телефон. На звонок ответил немедленно.
— Привет!
Будь здоров! Вале, ты же мечтал о волкособе. Тебя серым подарю.
— Что, проблемы?
— Да. Важные. Послушай, какие. Прихватишь, и спасешь ему жизнь.
— Даже так? Я попробую. Когда подъехать?
— Лучше завтра, но не слишком рано. Мне сегодня ещё многое нужно перетащить.
— Лады!
