Фото автора.
Как-то на одной из охот мы с внуком сидели у костра, обедали. Внук и спрашивает: «Дедушка, а какие у тебя были самые интересные охоты?»
Я и запридумался, ведь хожу в лес часто, все выезды и не упомнишь, сливаются в памяти в одно целое охотничье счастье.
Что такое типичная охота с гончими?
На рассвете приезжаешь в зайчьи места, набрасываешь в поáz любимых собак.
Через некоторое время услышишь грохот, и пойдёшь подстраиваться на лазы.
Бывает, добыча зверя есть, а бывает нет. В случае удачи отпазанчишь зайца, угостишь собачек, сам разведешь костерок, попьёшь чайку, осознаешь и разложишь по полочкам свою удачу и дальше в путь.
Но вот случаются на охоте моменты, которые на всю жизнь впечатываются в память, как какой-то видеоряд, в мельчайших деталях, и в любой момент всплывают в памяти, когда этого очень захочется.
Вот о таких случаях и расскажу…
Начну, пожалуй, с несчастливой охоты. В начале 2000-х купил я заводских патронов, рекламируемых в то время дробовых «Сафари». Тогда у меня собралась стайка пегих англо-русских гончих: осанистый выжлец Гай, выжловка Чайка шести осеней и их сын, первоосенник Бой.
Было это в декабре, снега уже навалилось довольно много, более пятнадцати сантиметров.
После ночной пороши, как снег идти перестал, а было это почти к обеду, выехал я в знакомые угодья, на границу спелого ельника и пожни с покосами. Мысль была русачков погонять, в то время их у нас еще водились. Хоть заячьих жиров нигде не было видно, рассчитывал я на мастерство и опыт своих собачек. Места-то им известные.
Выпустил стайку в полаз, сам не спеша, с остановками, иду по дорожке, по которой вывозили сено, русак всегда по ней уходил от гона, прислушиваюсь. И точно, через какое-то время слышу — помкнули собачки, сначала один зарев, явно по-зрячему, затем ещё пара голосов присоединилась, ну, знать, свалились гончие в кучу и заварили гон.
Басы Гайа звучали словно барабан. Мелодичное сопрано Чайки и звонкий, с взвизгами дискант Боя — оркестр, да и только! Почти по Некрасову:
Хор так певуч, мелодичен и ровен,
Что твой Россини! что твой Бетховен!..
Гон идёт ровно, без сколов, быстро, явно по русаку или лисе. По голосам понимаю, что зверь по этой дорожке идёт, значит, точно русак. Лиса бы в ельник сначала сметнулась. Благодать! Душа поёт от дружной работы стайки.
Встал я за маленькой елочкой у края дорожки, чтобы мельтешением ног зверя не спугнуть. Ружье в руки, с предохранителя снял, на проверку вскинул — ничего не мешает. Все, готов встретить зверька.
И верно, появился опытный зайчик на тропинке, идёт прямо ко мне. Как прыгнул к мне он на двадцать метров, я ногами обломал сучок. Зайчик остановился от внезапного шума, на мгновение уселся.
Тут я по нему и выстрелил из дробового ствола, заводской тройкой. Мысленно я уже положил того русачка в рюкзак, но заяц большим прыжком с дороги в лес сметнулся и замелькал среди больших елей. Поймал я его мушкой в прогале и со второго ствола выстрелил. Русак дернулся (видно, попал я в него), затем сделал еще несколько прыжков и пропал из виду.
Я стою в недоумении: как так по сидячему зайцу с двадцати метров смог промахнуться? Подхожу к месту стрелы и вижу: контейнер от дроби лежит раскрытый только с одной стороны, а вся дробь правее зайца легла, увлек контейнер осыпью, зря я на себя наговаривал.
Тут мои собачки приспели, след выправили, гон пошел, да быстро оборвался. Думаю: все, лежит мой русачок, добрали его. Иду по следу, чтобы не сбиться. Там, где зайца дробь после второго выстрела настигла, капельки крови на следе.
Подхожу к собакам и вижу большой завал из нескольких буреломов елок, такой плотный, что и собакам внутрь не пролезть, сверху вся эта крепость снегом завалена. Гончие, естественно, внутрь не полезли, а обошли завал кругом. Выхода заячьего нет, вот и замолчали. Попробовал я сам посмотреть, куда же русак пропал, да только там собаки уже побывали, все следы затоптаны.
В жутком расстройстве (ненавижу подранков оставлять) вошел на край бурелома, развел костерок, чтобы дым на завал тянул, сел ждать. Может, вылезет заяц из своей крепости?
Использовал я это раньше — помогало. Щенки покружились вокруг и ушли дальше искать.
Сидел я у костра до начинающихся сумерек, иногда завал обходил, следы собак затирал, чтобы, если заяц выйдет, выход не пропустить. Да только без толку, не вышел заяц. Побрел я к машине в расстройстве. И собачки пришли без подъема, ясно: пороша та мертвая.
На следующее утро, как только стало светлее, я уже был у этого завала, собак оставил в машине, чтобы след не затоптали, сам обошёл завал по кругу, но выхода заячьего нет.
Знать, сгинул он под этим буреломом. Никому не достался, разве только енот его по весне сожрёт. На душе у меня сплошная муть, вот уж точно кошки скребут. Беляка я в тот день взял, да вот только неприятный осадок на всю жизнь остался. С тех пор я дробовыми заводскими патронами на ответственных охотах не стреляю, только самозарядными.
Похожий случай произошёл со мной ещё раз. Лишь окончилась та охота удачно, и я своими глазами наблюдал реакцию собак.
В конце того зимнего сезона, в феврале, снегу насыпало так много, что уже ходили на лыжах. Я со своей стайкой гончих выехал на очередную охоту. На этот раз со мной был постоянный соратник по охотам, опытный Василич. Пороша закончилась где-то к середине ночи, так что найти свежие жиры не составило труда. На машине медленно ехали по заснеженной лесовозной дороге, вьющейся через ельник. Места хорошие, заячьи.
И точно, вскоре увидели на дорожке свежий малик и тут же сметку. Проехали вперед метров двести, чтобы лаз не подшуметь, остановились, стали собираться, надевать белые костюмы. Да только недоглядели, дверка осталась незакрытой, собачки и выскочили без команды. Тут же побежали по дороге размяться, оправиться. Натекли на малик, метнулись в лес и заголосили по-зрячему. Понятно, втроем мгновенно помкнули зверя.
Я куртку от белого костюма бросил, ружье схватил и ходом на лаз. Да только дойти не успел. Выскочил заяц на дорожку от меня метрах в ста, показался мне странного окраса. Какой-то желтоватый, не беляк. Да и на русака не тянул, рыжего цвета нет. Явно тумак. Заяц увидел меня в черной куртке или услышал скрип снега от шагов.
Один прыжок — и он уже на другой стороне дороги в лесу. Тут же за ним выскочили гончие, и пошла потеха, лес загудел от гона. Ну, думаю, пороша свежая, день только начался, наохотимся вдоволь. Так и оказалось.
Это место было удобное для охоты, мы его называли меж собой треугольником. С одной стороны лесная дорога, по ельнику у ручья, от нее отходит лесовозная дорога в делянку. Через пятьсот метров эти дороги соединяются квартальной просекой с бороздой опашки.
Так получается треугольник со сторонами по пятьсот метров. Внутри этого треугольника сфагновое болотце с редкими сосенками. Видно далеко только по краям ельник с ивовыми кустиками, места кормежки зайцев. Жиры там частенько находил. Так что заяц обычно не задерживается внутри, а старается «линять по ельнику через дорожки.
Встали мы с Василичем на вершинах этого треугольника, чтобы каждому две стороны караулить. Я стою, слушаю гон, а то приблизится, то удалится, вот-вот выскочит на меня.
Нет, крутится заяц внутри треугольника, не выходит на дорожки, видно, «оттоптал» его своим видом.
Затем начались перемолчки, сначала короткие, «зарёвом», по-зрячему, потом все длиннее, уже с обычным доборным голосом. И в конце гон вообще прекратился. Я глянул на часы. Ого! Почти три часа в одном месте крутят. Ну что за чудеса! Погода мягкая, пороша свежая, стайка рабочая — должен заяц выйти.
Понятно, снег глубокий, выжловка Чайка почти плывет, поэтому гон небыстрый. Заяц успевает накидать петель, двоек, троек, но все равно в три чутья должны были распутать.
Подумал: тумак на то и тумак, нестандартный зверь, мог и по чистой делянке уйти. Обошел треугольник по дорожкам и по просеке. Нет выходов ни собакам, ни зайцам.
Сошлись с Василичем. Решили, что он встанет на входном следу зайца, а я зайду внутрь треугольника, выстрелю внутри и гончих приободрю, мол, хозяин рядом, и посмотрю, что там накручено. На лыжах продрался по ельнику и вышел на болотце. Внутри все в собачьих тропах.
Понятно: три собаки за три часа всё перетоптали. На шум гончие подошли. Проверили и пошли дальше искать, но не так резво — подустали.
Решил передохнуть.
Рядом сосна упавшая лежала, лыжи скинул, снег рукавицами смахнул и присел на ствол. Сосна немного подо мной просела, и в то же мгновение оттуда вылетел тумак. У меня ружье у ствола стоит, так что выстрелить не успел. Позвал гончих: тут-тут! Благо недалеко были, подвалили быстро.
Гон опять пошел. Я быстро перебежал на границу ельника и сосняка, там больше всего следов натоптано, видно, чаще всего здесь ходил заяц.
В ствол вставил самозарядный патрон с дробью 0000, все равно далеко не видно, а накоротке да через ветки крупная дробь вернее пройдет, и кучности хватит, чтобы не обнесет зверька. Да и мясо целее будет, без сплошной гематомы, как от попадания тройки в упор.
Ждать пришлось недолго. Вижу, катит на меня тумачок по собачьим следам, соображает, что ему новый след давать нельзя. Я не шевелюсь, чтобы не спугнуть. А то сметнется в ельник и с концами. А заяц за елочкой присел и водит ушами, собак слушает. Тут я выстрелил. Вижу — покатился. Подхожу, а зайца нет. Пригляделся. Вот кровь и шерсть, и волок.
Там сосенка небольшая лежит, вся снегом завалена. Глянул я под нее — лежит, но далеко от меня. Гончие подошли, но внутрь им не пролезть. Легли рядом, отдыхают. Я крикнул Василичу: «Дошел!». Сам с ружьем в руках на изготовке стою. Мало ли? А вдруг тумак еще живой? Стрелять внутрь, в упор — значит, разбить зверька, испортить трофей.
Василич подошёл, встал с ружьем. А я прут с развилкой на конце срезал, до тумака в норе достал, стал шерсть накручивать, чтобы за нее вытащить. Да не получается, рвется пух, а тушка не идёт. Это не куница. Но главное, мы убедились, что тумак дошел и никуда уже не убежит. Пришлось мне ножом раскапывать снег, перерезать ветки и руками доставать трофей. Такая вот охота получилась.
А теперь о счастливой охоте поведаю. Как раз примерно через год выжловка моя Чайка ногами совсем ослабела, за выжлецами не поспевала, приходилось ее дома оставлять. А вот ее сын, выжленок Бой, на вторую осень в силу вошел, щенячье взвизгивание прекратилось, голос стал гулкий и доносчивый.
Опыт он всё больше набирался, и чутье проявилось отменное. Бывало, быстрее батьки своего Гая заячьи сметки правил. Да и по ногам были ровные, никто не отставал и не перечил. Да только все это я на слух определял, по голосам. А тут повезло вживую увидеть.
В середине ноября выехал на очередную охоту. Снега еще не было, а беляк в это время уже почти весь выцвел, его белого далеко видно было. В приручьевый ельник накинул собачек, любят беляки такие места, есть где спрятаться, где перекусить. Сам пошел по границе ельника и чистого соснового бора, суше там, тише идешь, не надо болотной жижей чавкать, и заяц любит по границам стаций проходить.
Закрутились выжлецы на жирах да вскоре и помкнули. И здесь я вижу, метров за сто от меня матерый беляк выскочил из ельника, на тропинке сделал сдвойку и громадным прыжком сметнулся под можжевеловый куст и там запал. Я стою, не шевелясь. Идти на него смысла нет, заяц утечет, на выстрел не напустит, а переход оттопчу.
Вскоре собаки показались, голосом рядом идут, оба след правят. По сдвойке не пошли, короткая перемолчка, обходят по кругу, причем в разные стороны. То есть каждый мастерит своё. И тут Бой натекает на беляка, раздается радостный зарёвок по-зрячему. И в полные ноги уходит гон по бору.
Тихонько, стараясь не шуметь, подхожу к месту двойки и замираю. Беляк всё равно к лежке будет возвращаться, его тут и дождусь.
Гон уходит далеко по прямой, белячок «отрос» где-то и там запал; опять перемолчка, уже подольше. Стою, любуюсь поздней осенью, дышу влажной прелью, есть в ней своя прелесть. Чу! Заголосили собачки, знать, выправили след, далеко, почти на грани слуха. А гон-то идет на меня! Ружье в руки, всё внимание. Сам как взведенная пружина. Кто-то внутри говорит: сейчас выскочит беляк.
Вижу, идет вприпрыжку мой заяц, не спеша, ярко-белый на зеленом мхе. Напустил его метров на двадцать. Вскидка, выстрел — и вот он, добыча!
Подхожу, поднимаю зайца, гончих не зову. Придут сами, а то вдруг это шумовой беляк, только с помощью гончих собью его.
Оглядываюсь, куда бы зайца на дерево повесить. И вдруг замечаю в метрах пятнадцати от меня, под упавшей сосной, среди пожелтевшей хвои, белое пятно. То ли заяц, то ли нет. Однако берез рядом нет, значит, это не береста. Медленно кладу зайца на землю, поднимаю ружье и с левого ствола произвожу выстрел. Но никакого движения нет. Подхожу ближе. Лежит прибылой беляк под ветками. Чисто битый. Даже не шевельнулся.
Вот она, выдержка! Собаки гоняли рядом, был выстрел, а с места не сошел. Был бы снег, так жив бы остался, да погода подвела. Собачки подоспели. Значит, первый беляк был не шумовой. Выжлецы получили свои пазанки и прилеглись довольные на мох отдохнуть да заслуженной наградой похрустеть. В тот момент я был самым счастливым охотником на свете.
Видел дружную работу своего смычка, и двух зайцев с одного места взял – такое не забывается. И ведь к такому смычку я шел долгих семь лет. Много потом было разных охот – и памятных, и не очень. Но эти не забудутся никогда.
