Пожалуй, у каждого более-менее приличного северного озера, на берегу которого когда-то поселились люди, есть своя собственная география: названия заливов, имена островов. У нашего озера есть Щучий залив и острова Овечий, Саничный, Чаячий…
У нашего озера есть свое Концезерье – дальний от нас южный край. Мы же держимся северного берега – здесь, на высоком бугре-горушке и жались когда-то друг к другу ладные северные дома. А за этими домами поднялась, чуть ли не к небу, самая высокая наша гора – Горнюха.
И если подняться на Горнюху, а там спуститься с неё и направиться дальше на север, то очень скоро окажешься на берегу речки Корбы, которая, вместо того, чтобы прийти к нам, в наше озеро, обходит нас стороной и упрямо несет свои воды через лесные завалы и заросли-джунгли только в своё, следующее за нами на карте Корбозеро.
Речка Корба сама по себе совсем не велика, не широка и глубока только местами, в своих бочажках-омутках. Сюда-то, к этим омуткам, пробираются порой наши неугомонные рыболовы-дачники, чтобы, если посчастливится, добыть здесь чудо-рыбу хариуса.
Мне долго не верилось, что в этой, почти остановившейся летней воде могли обитать рыбы, которым, в моём представлении, подходили только чистые и бурные горные потоки или, на худой случай, перекаты-переборы какой-нибудь нашей северной таежной речки, не забывшей видимо ещё то время, когда здесь буйствовали потоки талой воды, унося вместе с собой всё, что было оставлено ледником, отступавшим всё дальше на север.
Факт оставался фактом – кое-кому из дачников нередко выпадало счастье принести в нашу деревню десяток небольших окуней, плотвиц-сорожек и рыбку-хариуса, редко крупнее тех же сорожек и окуней.
Радоваться таким тщедушным рыбешкам я никак не мог – в моем представлении, это были не хариусы, а бедные рыбки-изгои, лишь чем-то напоминавшие тех изумительных рыб, которых знал ранее. И охотиться за такими несчастными созданиями сам, конечно, не мог.
Но речку Корбу все-таки навещал, исследовал ее берега, а там принялся изучать и ее притоки, чуть живые по лету ручьи и ручейки. И вот тут-то, возле одного такого тщедушного ручья, который, видимо, из последних сил старался перебраться через редкие здесь, почти совсем обмелевшие переборы, и обнаружил ладное удилище, изготовленное из рябинового прута и аккуратно прислоненное к елке, стоявшей рядом с ручьем.
Тут же увидел консервную баночку, на дне которой оказались еще живые, хотя и порядком замороченные земляные черви. Значит, здесь побывал не так уж давно, в общем-то, если судить по аккуратному удилищу, дельный рыболов. И это был, скорей всего, не наш дачник – для походов к Корбе давно вооружаются совсем современной складной снастью-телескопом, а не какими-то там палками, вырезанными в лесу. Откуда он здесь, этот таинственный рыболов, и кого искал, за кем охотился в почти пересохшем ручейке?
Внимательно осмотрел весь ручей возле оставленного кем-то удилища и не нашел здесь вроде бы никаких подходящих для рыбы мест – ручей был очень мелким и лишь в двух местах он на короткое время задерживался перед поднявшимися на его пути камнями и чуть-чуть расходился здесь в берегах. Может быть, тут, в этих почти игрушечных заливчиках и прячется какая-нибудь рыбешка, за которой и приходит сюда откуда-то странный рыболов.
В деревне расспросил у старушек, кто, кроме наших дачников, мог путешествовать сейчас по Корбе, и услышал, что туда, к ручейку, нет-нет, да и заглядывает кое-кто из Колодозера, что считается центром нашей местной жизни.
Надо же: человеку нужно отмахнуться с десятка километров ради попытки своего рыболовного счастья у едва живущего ручейка!
– А кого ищут там эти колодозерские рыбаки-странники?
– Да харюзов – кого еще.
– Да какие там трудности, когда и воды в речке совсем нет?
– Вот и поди ты – воды нет, а харюзов ловят.
– И больших?
– Так-то не показывают, но, говорят, больших…
Конечно, это «последние из могикан» — как память о временах, когда здесь быстрые и чистые воды принадлежали только этим рыбам!
Рассказ дошел до меня о том, что, если отправиться вверх по нашей речке, пробиться через все завалы и заросли, то встретишь вверху перекаты-переборы, места, вполне подходящие для нереста хариусов. И что возле таких переборов эта рыба может держаться и по летнему времени – по крайней мере, кое-кто из моих собеседников помнил такие события, когда рыболов, пробравшийся вверх по Корбе, возвращался другой раз оттуда с очень приличным уловом.
Ну что же – отправимся на разведку.
Не стану описывать все трудности, которые встретились на пути к тайным владениям наших хариусов. Скажу только, что там встретил и перекаты-переборы, и неглубокие ямы ниже перекатов, где хариус-охотник мог бы стоять в ожидании добычи. Правда, все эти владения наших царских рыб были очень уж миниатюрными, что никак не позволяло поверить, что хариусам здесь полное раздолье.
Проверил тут все подходящие для этой рыбы места-засады, но ни одного хариуса здесь так и не встретил и вернулся домой с пустой корзинкой, еще раз подтвердив свою догадку, что в нашей Корбе, если и обитает сколько-то рыб-хариусов, то это действительно только память – скромное напоминание о бывших когда-то здесь чудесных рыбах.
Так бы и дальше остался при своем мнении, если бы однажды в конце мая, когда весенняя река еще не до конца успокаивалась, не приехал ко мне после школы сын, тоже неугомонный рыболов. Приехал, присмотрелся к озеру, все еще гремящему ледяной волной, и на следующее утро отправился прямиком на речку, как раз туда, где через Корбу был перекинут когда-то не то подвесной, не то наплавной мостик.
На этом мостике разместился сынок и раз за раз запускал по течению свою обычную поплавочную удочку с крючком, насаженным на червя.
Поплавок, а вместе с ним крючок и насадку в конце каждого проплывающей проводки относило в сторону и почти прижимало к самому берегу. И когда течение вытягивало всю снасть в одну линию, сынишка, как и полагалось тут, делал короткую подсечку и возвращал поплавок, крючок и насадку обратно к себе, чтобы снова отправить их в очередное путешествие от самого моста. И как рассказывал потом Сережка, как раз в этот момент, когда он был совсем готов вызволить снасть из потока и вернуть ее обратно, кто-то сильно рванул леску. Подсечка – и на крючке оказалась очень приличная рыбина.
Как он добычу извлекает, что в это время переживает, догадываться могу только. Но в доказательство того, что победа в конце концов оказалась на его стороне, сынишка выложил передо мной на стол хариуса! Да не какого-то там худосочного малолетку-сироту, а такую же рыбу-красавца, какую помнил я только по встречам на Чулышмане!
Я подержал чудесную рыбину в руках и убедился, что она тяжела, увесиста, как самый настоящий хариус-предводитель всех остальных хариусов. И не успел прийти в себя от такого чудесного известия-подарка нашей Корбы, как сынок запустил руку в рыболовную сумку и положил передо мной на стол еще одного, точно такого же хариуса-красавца.
К mihi тогда не пришло никаких слов, только молчал у стола с царским подношением, и передо мною, как в ускоренном кино, проносились и проносились все встречи с хариусами.
Сережка ещё раз запустил руки в сумку и преподнес мне третьего хариуса.
Хариусы были одинаковыми, как на подбор. Я любовался ими и в то же время начал мучить себя вопросом: а не самыми ли последними были эти рыбы в нашей реке? Может быть, с этими пойманными сегодня хариусами и закончится теперь в речке Корбе вся история жизни этих рыб?..
Да нет – эти странные рыбы, судя по виду и весу, видимо, не так уж плохо чувствовали себя в нашей речке, и всё же не были «последними из могикан».
Уже на следующий год удалось встретить на берегу Корбы того самого рыбака, который оставлял свое ладное удилище у елки возле еле живого ручья, что, по-моему, только из последних сил мог как-то добраться по летнему времени до своей реки. Рыбак оказался мне знакомым и не собирался скрывать своих рыболовных тайн. Оказалось, что именно там, в бочажках-заливчиках, где почти останавливался перед камнями-препятствием тщедушный ручей, он и охотился за своими харюзами, и эти, пойманные им харюзы были ничуть не меньше тех удивительных рыб, которые прошлой весной подарила моему сыну наша Корба.
Мой знакомый хорошо знал самые верховья реки. Там у него было припрятано ладное удилище, но в этом году вверх по реке он еще не поднимался – рыбы хватало и здесь, поближе от дома.
Знакомый объяснил просто: бывают года – хариус зайдет наверх, отмечет икру и по большой воде почти тут же скатится обратно вниз, будто знает, что впереди сухое, без дождей лето, что воды там, вверху, будет маловато.
– А так-то наша ругань и к малышке воде привычны…
