Солнце медленно сходило к горизонту. Ветер утих, и тепло стало ощущаться сильнее. Со товарищем и сослуживцем Геннадием Кузнецовым перешли через широкий ручей Ольховку по старому мостку из пяти-шести потемневших бревен. Кузнецов после перехода побрел по древней дороге, вероятно еще тележной. Мне же захотелось немного задержаться на бревнах и посмотреть на бурлящий весенний поток.
Попросил его не спешить, сказал, что сам скоро подойду через пять минут. Ручей у моста разлился по течению вниз. Весенняя вода широким потоком обтекала затопленные кочки, кусты и деревья. Под мостом тихонько журчала вода, больше ничего не нарушало вечернюю тишину. Пойма этого лесного ручья была заболочена метров на триста с обеих сторон.
Постояв немного и глянув на затопленную весенним разливом болотистую равнину, испытал какую-то непонятную тревогу. Тихий, едва различимый шепот воды, вечер, сырой болот, деревья необычной формы, торчащие прямо из воды, обветшавшие черные брёвна, старая дорога. Партнёр ушёл вперёд, его чавкающие шаги вскоре исчезли. Мне, пятнадцатилетнему парню, стало как-то не по себе.
Преодолев заболоченную низину, начинаю подниматься вверх к высокому сосняку. Старая дорога выходит на нескошенные с осени поля, поворачивает направо и идет вдоль кромки леса. На повороте дороги меня встречает Кузнецов – опытный, заядлый охотник.
Трех километров отделяет егерский дом от предполагаемого места тяги. После ускоренного марша по раскисшей дороге мы садимся на валежину, чтобы отдохнуть и изучить местность. Неподалеку впереди за возвышенностью поля журавли громко закурлыкали, проводя вечернюю перекличку.
По словам спутника, в той стороне была маленькая деревня, живописно стоящая на возвышенности почти брошенная, неподалеку от которой в лесу раскинулось реликтовое озерцо.
Друг отца, бывавший здесь раньше, заявил, что никогда не охотился на вальдшнепов и посоветовал пройти вперед по дороге, ведущей по краю леса и поля еще двести метров. В этом месте дорогу перегораживал перелесок, уходящий влево клином, а тек небольшой ручеек. Там проходила низина между двумя косогорами в самом узком месте, стыкующая лесные массивы по краям, тянущиеся от деревни полями.
Сослуживец выбрал место у ручья на дороге, не подозревая о проходе зверей. Как выяснилось позже, его действия помешали пройти маленькому, но бесстрашному медведю. Животное шумело, ломало ветки, выглядывало из-за деревьев и проявляло недовольство появившимся препятствием.
Бывает, оказываешься в лесу так глубоко, что начинает казаться странным и непривычным это место.
Далее рассказывается о таком месте.
Охотник не испугался, но егерь пояснил, что это был, скорее всего, пестун, а неподалеку могла быть медведица. Если бы та решила спугнуть незваного гостя, возникла бы серьёзная проблема. Места эти в те времена были очень глухими и безлюдными из-за отсутствия проезжих дорог.
Я уже не помню, почему мне захотелось вернуться на мост через Ольховку. Солнце скрылось за лесом, оставив оранжевый ореол на краю неба. Похолодало и смеркалось. При подходе к ручью раздались приглушенные голоса слева впереди, а тени тихо шлепая по воде, спрятались за деревьями. В недоумении я вышел на мост, чтобы встретить рассвет.
Залитый водой кочкарник с мелкими бочажинами предстал передо мной, а далее начинались кусты и деревья, также стоящие в воде. В разливе ничего не указывало на присутствие людей, и мне показалось, что всё это просто почудилось.
С другой стороны моста, рассматривая ручей, увидел притопленную вершу, которой час назад вроде бы не было. Сомнения вновь одолели меня. Я принялся внимательно всматриваться в кустарник и осматривать затопленный лес.
Черт возьми, отчетливо увидел, как из одного ствола отделяется шлейф сигаретного дыма в прозрачном вечернем воздухе. Холодок пробежал по спине. Что за люди? Почему спрятались и затаились, увидев меня? Что у них на уме? Эти мысли пронеслись вихрем в моей пятнадцатилетней голове, вызвав желание ретироваться.
Впрочем, какая-то сила, возможно гордость, заставила остаться на месте. Как бы то ни было, я вооружен, да и не рядом противники, к тому же в болоте. Решил постоять и посмотреть, что произойдет дальше. Начало смеркаться. Минут через десять в разливе послышались тихие переговоры, и почти сразу из-за деревьев, шлепая по воде болотными сапогами, вылезли двое мужиков в телогрейках с какими-то палками. Моя рука крепче сжала ложу дореволюционной двуствольной тулки.
Даже заряженная картечью, она представляет грозное оружие на коротком расстоянии. Не подавляя тревогу, небрежно покашлял и потоптался на мосту, чтобы показать, что мне до них никакого дела нет. Чуть спокойнее друг за другом вышли на дорогу левее меня. В руках у них были остроги.
Только здесь до меня дошло, почему люди вели себя так странно. Мужчины приехали ловить щуку. Мое появление помешало им – такая рыбалка запрещена.
Закурили. Один прячась, впопыхах залил сапог, а водичка в середине апреля совсем не теплая. Разговорились. Оказалось дядьки из егерской деревни Кузнечиха. Простые нормальные мужики. Каждую весну в разлив острожат щуку не для продажи и даже не столько что бы разнообразить стол, а так насушить к пиву и больше для удовольствия – ведь то же своего рода охота.
В результате такого вечернего похода часто получается пара, тройка щучек на брата. Азарта от неудачных попыток поймать зубастую хватает на весь год. А где с позволения сказать им еще отвести душу и реализовать свою страсть, если не охотники, а все же мужчины — добытчики! Уходя, мужики попросили передать привет егерю Васильичу.
Мы вернулись на базу около двенадцати часов ночи. Пройдя за день около сорока километров, тут же отключились, не обращая внимания ни на какие неудобства. Результаты первого настоящего охотничьего дня моей жизни были невелики — селезень, чирок и кулик, уже в сумерках неосторожно усевшийся на лужу в тридцати метрах от нас, но сколько новых мест, сколько впечатлений…Так и заразился охотой раз и навсегда.
О егерях ничего сказать не стал, думаю, всё знал. Знал и понимал. Ведь не всегда нужно кого-то ловить, карать за всё подряд. У егеря, видимо, с местными негласное соглашение: что можно делать, а что нет. И соблюдаться оно должно свято. Думаю, у Васильича все так было. Спросил меня только, не стоят ли возле моста верши. Видел одну, говорю, да место там какое-то проклятущее, неприятно там как-то.
Николай Васильич, как обычно перед рассказом чего-нибудь интересного, хитро улыбнулся. Закурил беломорину, немного помолчал и затем на полном серьёзе поведал ещё две истории про это самое место: одна напрямую связана с потусторонним миром, а другая с жутким и вполне реальным миром.
Этот случай случился осенью.
Вечером к егерю со своего мостика (примерно в двух километрах) прибежал охотник из деревни, весь белый от страха, и сбивчивым голосом показывал рукой в лес. Непонимающий егерь напоил его самогонкой, после чего услышал рассказ трезвого человека, подобный рассказам всех деревенских.
Куда и зачем шел под вечер уже не помнил. Подходя к переправе, мужчина увидел на бревнах мужика в закатанных по колено штанах и шляпе, стоящего спиной к нему. Рыбак — подумал селянин и спокойно стал подходить к неширокой переправе. Когда до рыбака оставалось метров пять, он обернулся. Тут только герой егерского рассказа и обомлел, узнав в нем умершего и похороненного лет пять назад односельчанина.
Продолжая двигаться автоматически, я сделал ещё несколько шагов, парализованный ужасом, словно прирос к земле возле мостка. Тот же человек улыбнулся, приветственно снял шляпу и странным образом ступал: колени поднимались неестественно высоко, а каждый удар по бревнам раздавался громко. Он подошёл совсем близко.
Остановившись, «покойник» завязал обычный разговор. Подшедший рассеянно невпопад отвечал ему и пытался успокоить себя мыслью, что это просто кто-то похожий на того человека. Но присмотревшись, вспоминая голос и манеры, опять к ужасу понял, что не ошибся. Всматриваясь в лицо, вдруг увидел торчащие из густой курчавой шевелюры маленькие пеньки рожек. Отводя взгляд и окончательно потеряв дар речи, бедолага тупо уставился на ноги. Их-то как раз и не было.
Из под закатанных штанов торчали покрытые шерстью мослы с коровьими копытами. Мужик заорав чем-то плохим голосом бросился бежать и к счастью для себя в направлении своей деревни, иначе где бы он остановился неизвестно, обратно бы точно не пошел и как, когда и в каком состоянии попал бы домой неизвестно. Что это было непонятно, но точно не белая горячка.
Егерь, конечно, ни во что подобное не верил, но кто-то или что-то точно встретил его там. Егерь заметил, что этот человек (большой любитель Гоголя), будучи несколько мнительным и трусоватым, возможно, увидел на вечернем мосту то, что хотел увидеть. Наверное, так и было, правда, больше этой дорогой он никогда не ходил. Я же впоследствии постоянно ходил по ней, всегда останавливался на замшелом мостке передохнуть, глядя на быстрое течение воды.
В последней истории рассказывалось о самом егере. Однажды весной, возвращаясь домой после обхода леса, Васильич подошел к ручью и увидел знакомого сельского мужика, сидящего на бревне, свесившего ноги и уставившегося на поток. Пройдя мимо, Васильич поздоровался с ним.
В ответ мужчина взглянул на него мимоходом, грустно кивнул и вернулся к своей работе. Его руки, сложенные в локтях и лежащие на коленях, заметно дрожали. Не останавливаясь, усталый егерь двинулся дальше, но мысль о том, что здесь не так, преследовала его всю дорогу. Все стало понятно, когда он добрался до деревни, которая была напугана.
Этот мужчина в порыве ревности или по другой причине несколько часов назад топором убил жену и соседа в своем доме, изуродовав их до неузнаваемости. Васильичу пришлось идти на мост с участковым. Больше никто его не видел. Неизвестно, прыгнул ли он с моста или ушел куда-то. Никто не знает, кто встретится тебе за новым жизненным поворотом.
Остановившись там на перекур, вспомнил описанное. Тревожная, мистическая и драматическая — все встречи произошли в одном месте! Почему? Ответ нашёлся быстро. Просто в тех глухих местах через заболоченные ручьи нет других путей. Тропинок к переправе может быть несколько, да вот мостик один! Так же видимо и в жизни разные дорожки приводят к одному перекрестку, одни короче, а другие длиннее.
В этом пустынном болоте ощущался настоящий секрет.
