Эта страна охотникам и любителям природы подарит множество удовольствий и интересных впечатлений. Богатство кавказской флоры предлагает обильную классификацию разнообразных растений: от рододендронов до тропических пальм и кустарниковых пород, предоставляющих своим зеленью лучший приют кавказским золотистым фазанам, турачам и горным куропаткам. В соседстве с ними большими табунами ходят белая и серая куропатки.
Разнообразные виды дичи Кавказа дают местному охотнику возможность долгое время не брать ружья в руки, оставаясь дома, ожидая удобного случая или отправляясь в путь за пятьдесят верст от Тифлиса и далее. Иногда ему приходится выжидать, пока птицы начинают перелеты два раза в год — в сентябре и октябре, а затем в конце марта и апреле, когда любители спешат запастись удовольствиями охоты на целый год.
В это время вы видите наши поля и отлогие склоны гор, порой столь уставшие от любителей сильных ощущений, что выстрелы и охотничий гам, перемешанные с визгом недрессированных собак, разносится со всех сторон. Тут же слышится вопиющий, жалобный стон ученых собак, затем раздаются крупные возгласы на промахи, а к этому стоит ретивый охотник и невозмутимо наблюдает за всем происходящим.
Любители «большого опыта охотничьих правил» в нашем уголке практикуют метод хладнокровной стрельбы. Много раз им приходилось сталкиваться с хорошими и плохими охотами за свою жизнь, поэтому эти любители (типы), прежде всего солидные охотники, всегда одеты в украшения боевых приборов самых разных форм, систем и фасонов, а также имеют с собой самые вкусные подборки тупых и острых закусок.
В середине ноября погода менялась: утром пахло заморозками, днем светило теплое солнце, а вскоре налетал злой ветер, поднимая пыль по улицам города. В лицо попадала эта бесконечная, неугомонная тифлисская пыль. Потом все затихало, на небе белели облака и бирюзовой лазурью сияла нежная прохлада, а на горизонте виднелись острые шпицы снежных гор. День клонился к вечеру, и сумрачный покров покрывал чудесный вид кавказской природы.
Вокруг всё угнетающе, скучно. Всегда одни и те же лица, бессмысленный жизненный хаос, везде пустота. Хочется убежать куда-нибудь подальше, туда, где меньше тягостных ощущений, в густые леса, отдохнуть от надоедливых и тяжких впечатлений города.
Ты едешь в лес, переезжаешь из одной глубокой балки в другую, сидишь на влажной голом земле, как манну небесную ожидаешь глотка чистой холодной воды. Думаешь о стакане чая, о благе домашнего комфорта с мягкой мебелью и эластичными коврами. Все это манит вновь к себе, зовет на отдых, и опять хочется по пословице быть там, где нас нет.
— Было бы неплохо сейчас покататься с собаками по Эристовским местам, — говорит Иван Иванович.
— Чудесно! Будут помехи разве что от ветра.
— Там возвышенности есть, по ним станет стрелять Гамов.
— Если сейчас запустить собак к второму перекату, то возможно удастся убить пару-тройку кабанов.
— Да, там тоже неплохо; а вот если в Крепкий угол…
По словам Гамова, ехать туда сейчас нецелесообразно, нужно дождаться, когда в Караяссах утихнет паника.
— Значит, к Эристову.
— Да, и по-моему там вернее будет…
Два дня спустя два четвериковых фургона с десятью охотниками ехали по дороге в Мцхету. Пятнадцать свор гончих были направлены на место охоты днем раньше. Охота преимущественно проводилась на медведей и оленей.
Третьего часа ночи настало время собираться на охоту. Под окнами гремели немцы со своими фургонами, из кухни доносилось звяканье кастрюль, ножей; охотники укладывали ружья, сносили с разных концов провизию, запасались вареным, печеным и сырым; все суетились, все бегали. Мы с Иваном Ивановичем не мешались в этой толкотне.
Иван Иванович спокойно пил чай за круглым столом, а рядом, свернувшись клубком, неподвижно лежал его пойнтер Ami. В это время я еще одевался. Ненадеванный охотничий костюм пришлось выбить от пыли и снарядиться в него; длинные сапоги ужасно жали ноги.
— С какой стати у вас, отец мой, такие сапоги? — сказал мне Иван Иванович.
— А что?
— Да посмотрите…
Увидев свои ноги, я испытал ужас: Антон обул меня в разные сапоги — правый от тифлисского мастера Шварца, а левый — московской фабрики Королева. Иван Иванович и я не смогли сдержать смех.
— Знаете, это к счастью!
— Благодарю за замечание, всё было бы неприятно.
Гамов вошел и сообщил, что с левой стороны горы собираются тучи.
— Не важно как подует ветер, половину работы испортил бы.
— Это с утра так показывается. Ничего не будет.
Прибытием нас хозяин был чрезвычайно рад. Произошли обычные расспросы о том, как давно здесь были охотники, где они были и чем занимались.
Оказалось, что приехали мы в благоприятное время: звери не испуганы, погода ясная и тихая, по горам много корма, олень и кабан в лучшем теле, медведь, нагулявшись по хлебам, теперь находит в лесу много пищи, фазан и горные куры покрыты жиром. В целом это время одно из лучших для удачной охоты.
Мухрань расположился у подножия Цилканских гор, славится мягким климатом, обильным урожаем фруктов и чистой водой реки Ксанки. До места охоты князя Эристова отсюда везли пятнадцать верст.
До ужина пили чай, а потом сразу сели за стол, красиво накрытый для десяти персон.
— Так значит, Павел Петрович, с обоих стволов пушки выпускали? — спросил Иван Иванович.
— Как же так промахнулся? На охоте такого не допустишь!
— По чем стреляли?
— По зайцу.
— Из-под гончих?
— Да, и знаете, как это получилось. Я стоял у края Ксанки, передо мной небольшая чаща и полянка; вижу, опытный русак идет прямо по этому месту. Я приготовился. Как только он вышел на полянку, я прицелился — раз, два…
— Вы из какого ружья стреляли?
— Lepage, центрального боя.
— Странно… А далеко?
— Да нет, это не суть, — смеясь продолжал Павел Петрович. — Представьте себе, пока менялся патроны, обернулся назад и увидел: заяц с берега и прямиком в Ксанку. А-а, подожди же, дружок!
Приложился — поплыл. Приложился — поплыл… Я сплюнул и повернулся в другую сторону.
Думаете, убить мокрого зайца просто?
Прилив веселья прервал стремление доказать ему что-то еще.
Из собрания Павла Гусева.
