Записки охотника с Кавказа.XIX век.
Когда весь мир спал, а первые лучи рассвета лишь тускло пробивались сквозь ночную тьму, до меня доносился шепот охотников.
Взволнованно звучал скрип струн, громко раздавался крик Гамова и грозно грозили собаки.
— Фагот, куда направляешься? Убирайся прочь! Куда влезаешь?! — крикнул он.
Влияние этого заставило меня думать, будто все охотники готовы к походу, а я один лежу и размышляю: идти с ними или остаться… и лежать, спать без тревог, без волнений, без тех сильных порывов, которыми бывает полна душа охотника, когда он стоит лицом к лицу со своей добычей, когда неуловимый, самый кратчайший миг выстрела воспламеняет его всего до невыразимого сердечного трепета… Спать, оставив Гамова и Сазонова бить и добивать все, что только ни попадется им в гаях и между гаями.
В памяти возник «Большой перекат», роскошная поляна, среди нее веками окрепший раскидистый дуб. Два года назад под ним пришлось провожать выстрелами разом двух оленей… Там же памятная тропа, где смертельно раненный медведь испускал последний дух под стаею навалившихся на него собак, а кругом его стоял ряд суетившихся охотников с вытянутыми вперед стволами. Наконец, открылись глаза, и отчетливо показалась картина общего глубокого сна. На первом плане лежал богатырем капитан, за ним виднелся Иван Иванович, дальше еще кто-то… И несся с надворья стук запряженных фургонов, где-то сердито шумел самовар, и наперебой кричали петухи в несколько голосов.
Через час мы оказались в лесу. Дорога шла по каменистому грунту вверх, приходилось часто останавливаться, верховые шли пешком. Собаки и фургоны двигались по обходной дороге.
Вскоре мы поднялись на вершину горы, откуда открывался прекрасный вид: волнистые отроги Цилканских гор в одну сторону, а в другую — зеленые равнины и длинные лесистые ущелья, сплошным рядом примыкавшие к владениям князей Эристовых-Ксанских.
Здесь сделали остановку. До первого гая оставалось три версты; мы ускорили шаг и ровно в шесть часов оказались на месте в цепи.
До двадцати охотников разделили на группы. Летних разместили наверху горы, остальных — на склонах.
Глубокая балка изогнутой дугой падала вниз и тянулась по длинному ущелью, густо покрытому большим лесом. Склоны ущелья образовывали высокие обрывы и осыпи; только в одном месте проходила узкая полоса, соединяющая этот участок с соседним лесом.
Гай простирался по длине на две версты и около версты в ширину. Моё место было рядом с капитаном, справа от меня стоял Иван Иванович.
— Вы знаете, — сказал капитан, — здесь можно поймать медведя. В прошлом году здесь нам удалось его поймать.
Иван Иванович очень уставший. Как распластался бедненький.
— Лучше взгляните на меня, — открыв грудь своего тёплого сюртука, сказал капитан. — Я весь мокрый. Нам следовало повернуть немного влево, а мы пошли прямо. А всё из-за Ивана Ивановича! Хочется курить до смерти.
— Нельзя!
— Да знаю, что нельзя. Сигнал еще не подан?
— Нет.
Вестовая ракета, извиваясь змеей, с шумом и треском взлетела вверх и глухо треснула в воздухе. В гаю сняли смычки, подали сигнал, и тембристым эхом по ущелью отозвался звон рожка. Все смолкло и притаилось.
Примите от меня: убитый медведь и журавль.
— Командиром желал бы взять мою птичку, — сказал Иван Иванович.
Разлучились мы. Перед глазами расстилалась зеленая полянка, словно ковровой лентой прошитая цветами. Густые кущи молодого фазанника с яркими цветками живописно украшали ее. Мелкий дубняк обрамлял края полянке, а за ним величественно возвышались рослый ясень и широкий чинар, слившись массой в глубине леса.
В лесу раздался выстрел; черный дрозд с испуганным криком вырвался из куста и пронесся над землёй в ближайшую чащу волжанника. Опять всё тихо, опять всё замерло, ни звука, ни дыхания; какая-то немая, пугливая тишина установилась, когда… чувствуешь, что вокруг тебя вековое, дремучее безмолвие, где могут совершаться тысячи смертей, и разве только слабое эхо повторит последний стон умирающей жертвы. Что-то треснуло рядом. Это переломился не понятно отчего сучок, а немного дальше с тихим шелестом и легким трепетанием падает на землю осенний, уже пожелтевший лист; упал и дважды перевернулся на одном месте.
Внезапно прозвучало оживляющее «ах-ах». Быстрая Найда своим мелодичным голосом оставила первый след. «Ая-я-я-й!» — ответил Фагот. Стая разошлась и двинулась по двум следам одновременно. «Тах, тах!» — раздалось в левой цепи. Выстрел прогремел немного выше. Зверь шел вверх по линии; моя полянка была пуста и одинока… Мгновение взгляда — и через нее красивым оленем совершились три мощных прыжка, гордо закинув назад грациозную голову. Я прицелился, но его уже не было.
Собаки бурно скатывались с одного склона ущелья на другой, преследуя добычу дружно и неистово. Зверь, вероятно, метался, выстрелы звучали всё чаще, охота достигла пика; нужно было проявлять осторожность и сохранять силы.
На противоположной стороне ущелья я заметил Сазонова, выше него стоял Гамов. Два человека издалека напоминали окаменелости. Сазонов опустился на одно колено и рассматривал страшным истребителем; Гамов же, напротив, стоял прямо под большим чинаром, вытянувшись во весь рост. Ему выдвинутое вперед длинное ружье смотрело на все вызывающе, ждало добычи. И что я вижу?
Сазонов дрогнул, прижался к ружью, его взгляд слился с прицелом, левая нога напряглась и сильно вытянулась вперед, показалось облако дыма — он выстрелил, потом медленно поднял голову и разглядывал, что сделал. Справа от меня дублетом стреляет Иван Иванович; я слышу шум, треск, падает мелкий шмызник, раздвоились кусты, что-то летит на полянку. Это выходит олень и тут же падает через голову, облитый потоками крови. Стая мигом насела на него; ко мне подошел Иван Иванович.
— Браво, Иван Иванович!
— Чуть было не упустил.
— Капитан тоже, кажется, взял?..
— И Сазонова видели? На него огромный проявился хулиган.
— Да, он стрелял…
— Верно убил.
Половина собак ушла вниз и исчезла… Прислали сигнал, ко нам вышел капитан, Гамов и Сазонов. Выяснилось, что капитан и Сазонов также добыли по оленю. Охота прошла успешно.
***
В два часа Гамов разделил нас на цепь в новом лесу на высокой горе, заросшей густым лесом. Дуб, ясень, клен и сосна переплетены плотными рядами, создавая темную угрюмую тень. Место напоминало воронкообразную котловину, где валежник валится кучами, дереза тянется вверх тонкими кустами, кизил зеленеет, а по уступам растёт малинник. Вблизи на вершинах смежных гор лежал глубокий снег с блестками лучей.
Мы знали заранее, по кому будем стрелять. Гамов обошел два раза цепь, проверил номера и отдал приказание гайщикам. Цепь охотников расположилась большим кругом не особенно далеко один от другого; мне здесь пришлось стоять рядом с Иваном Ивановичем; по другую сторону был князь, а несколько левее, полулежа, сидел на земле Сазонов. Он откинул ружье поодаль и странно-флегматичным взором созерцал все окружающее. Его серый камзол распахнулся в обе стороны, шапка с заветной иглой лежала на бедре, от головы валил пар — он был уставший (обошел с Гамовым два раза цепь, чтобы выбрать получше себе местечко). Сазонов и Гамов большие приятели.
— Если мне и здесь не придётся стрелять, то от охоты пользы никакой не будет,— сказал я.
— По правде говоря, убить здесь чего-либо мне совсем не хотелось бы, — сказал Иван Иванович. — Подобное желание возникало у меня и в Гомборах, но всегда оставалось самым тяжёлым впечатлением. Хотя кавказские медведи и значительно деликатнее русских или западных вообще, всё же… иной раз вы так перепугаетесь, что потом долго не захотите встречаться с этим своенравным капризником в лесу. Со мной случались серьёзные происшествия на медвежьей охоте.
— А вот вы же убиваете медведя, — воскликнул князь. — Как будто противника поражаете… Не знаю, но мне эта охота всегда доставляла радость.
— Князю, случалось ли вам находиться в лесу вблизи медведя наедине? — с полуулыбкой поинтересовался Иван Иванович.
— Совершенно одному не приходилось.
Спасибо за честность и пусть в ваших охотах всегда будет благополучие.
— Не утверждаю, что это совершенно безопасно. Однако…
— С точки зрения князя, наслаждение этим едва ли будет истинным удовольствием.
Посмотрите, пожалуйста! Казалось бы, храбрый воин Семенов добрался до верхушки дерева?
Юный Марс сидел на высоком дубе. Две толстые ветви опустились к земле и образовали у ствола удобное сиденье. Семенов воспользовался им: прижался к дереву, ноги свесил вниз, дорогой штуцер положил поперек колен и сидел с наивностью ребенка. Его свежее румяное лицо горело восторгом, в глазах искрилась удаль, героическое молодечество, тонкие ноздри выражали готовность броситься навстречу тысячам медведей… только понятно, броситься с этого дуба.
Сняли головные уборы и преклонили пред Семеновым колени, после чего тот ответил нам комичным поклоном, приблизился к дубу, указательными жестами выразил свою радость и пересек левую ногу через правую.
Надо было разойтись.
— Ну, господа, — с легким поклоном сказал Иван Иванович, — мое вам самое доброжелательное прощание. Как жаль, что рядом нет почетного капитана; возможно, и не увидимся больше — медведь нешуточный зверь.
— Не бойтесь, Иван Иванович, ваши медведи гораздо добрее гомборских,— успокоил его князь.
По макушкам дерев ударил сильный порыв ветра, по лесу разнесся гулкий шум ветвей, весь дремучий лес заколыхался от корня до вершины, темное облако накинуло мрачную тень, сухие листья запрыгали, резким холодом пахнуло в лицо, и вокруг стало жутковато, скучно, безотрадно.
Все тот же, кажется, высокий стройный лес, та же перед вами картинная местность, те же горы вдали глядят на далекие равнины мощными гигантами, крутой покатостью глубоко вниз осевшая ложбина все та же, даже люди вокруг вас все те же, а между тем всмотритесь во все ближе, взгляните на все пристальнее. На всем лег иной отпечаток, все невольно подчинилось неведомой силе, разом все стало не тем, чем было минуту тому назад. Даже Семенов на своем громадном дубе стал сам не свой. Он съежился до смешного, глаза потускнели, все его приемы стали вялы. А все наделали этот мрак и ветер…
В гаю вот-вот отдастся рожок, зверь вздрогнет на ногах, пойдёт свирепо — будьте готовы принять его как следует, иначе останетесь в проигрыше… Ветер не утихал, с дерев падали последние засохшие листья, холодом дуло сильнее, наступал полдень, а гон ещё не начинался. Наконец, в гаю metalliccally зазвучал рожок и разом раздался громом залп ружейных выстрелов, возвестивший начало охоты. Собаки дружно помчались в глубину балки, цепь и гайщики притаили дыхание и ждали первого отклика звериной тревоги.
Стая плотной массой двигалась по одному следу, медленно продвигаясь к добыче. Лаи собак то сходились в единый шум, то разрывались на отдельные отрывистые звуки, то сливались во множество разнотонных потоков, сообщавших о том, что зверь движется неспешно и рассудительно, выбирая лучший путь.
Два выстрела прозвучали одновременно, затем глухо раздался третий — и рев с криками прокатились по лесу. Семенов сильнее сжал свой дуб. Сазонов всем телом подался вперед: раненный медведь шел прямо на наши номера. Очередь была за Иваном Ивановичем. Ну думал я, если он ошибется, я зверя проведу мимо себя… пусть князь, Сазонов добивают.
— Тах! Тах! — два заряда пустил Иван Иванович и крикнул: «Пильнуй его!» Перед моими глазами показался медведь огромного размера, едва переступавший с ноги на ногу; ужасный рев его сливался со лаем собак, весь след покрывался ручьями густой крови, видимо, зверь изнемогал. Стрелять мне было неловко, князь промахнулся. Сазонов тихо и спокойно подвел к глазу свою тульскую двустволку — медведь замер на месте недвижим.
— Береги его! — испуганно прокричал с дерева Семенов и через несколько секунд выстрелил в другого медведя, которого две гончие вели правой цепью.
Рядом стоящий капитан исправил ошибку Семенова и двумя выстрелами убил этого медведя на месте.
— Каким образом, милый стрелок, сначала бережешь себя, а потом начинаешь стрелять?! — грозно прокричал капитан Семенову. — Это же безумие! Вы наткнулись на глупого медведя, а другой мог бы так вас с этого дерева сокрушить, что и своих не пересчитали бы…
— Вот же попал точно под лопатку, когда стрелял, — говорил Семенов, спускаясь с дерева.
— В небо взлетели бы — может, и повезет там, — смеялся капитан.
— Рассмотрите пощаду! Нельзя так поступить. Зверь – не родня…
— Не, отец, другой раз не прощу, а сейчас же присужу по праву за подобные поступки…
Подав сигнал, охотники собрались на то место.
Вечер наступал, небо окутывали темные тучи, всё вокруг погружалось в тьму. Мы быстро вышли на дорогу и двинулись обратно широким шагом.
Из собрания Павла Гусева.
