Кавказ этим поражает всю Европу, которая значительно беднее разнообразием красной дичи. На Кавказе можно встретить от шакала до ленкоранского тигра и барса, от горной индейки до тетерева. Фазан, горная курица, куропатка, турач и стрепет всегда радуют охотника.
Самым благоприятным временем для охоты на Кавказе считается вторая половина сентября, когда регион помимо традиционной дичи заселяется большим количеством перелетных птиц: болотных, береговых и полевых. Такая же картина наблюдается весной во время обратного перелета пернатых с юга на север. Кавказ в этом смысле служит для них временным местом отдыха и кормления, что продолжается иногда до двух месяцев — с сентября по ноябрь.
В окрестностях Тифлиса на протяжении десяти верст практически нет охоты из-за деятельности промышленников, которые истребляют птиц в любое время года, нарушая правила: стрелять перелетной дичью можно только до первого мая, а местную – с первого августа. Правила не внушают им страха или осознания варварства, уничтожающего птицу во время спаривания, высиживания птенцов или воспитания молодняка.
Тифлис изобилует охотниками, но среди них лишь малая часть являются истыми – истинными охотниками, умеющими хорошо стрелять из неплохого ружья с превосходно обученной собакой.
Сейчас тифлисские охотники чаще всего используют собак породы сеттер, которая по сути происходит от породы пойнтера, чистых экземпляров которого сейчас в Тифлисе нет. В связи с этим сеттеров развели многочисленно. Собаки этой породы очень красивые и активные на охоте, но слабые и не выдерживают против пойнтера. Ровно в четыре часа дня мы втроём выехали из Тифлиса по Елисаветпольскому тракту в селение Акстафу, которое планируют переименовать в уездный город Михайлов.
В Акстафе когда-то охотились на диких птиц. На равнине, укрытой низким кустарником, водились фазаны, турачи, персидские куропатки (род черного тетерева), обыкновенные куропатки и горные куропатки стадами по несколько сот штук. Зайцев так много, что за день можно сделать более двухсот выстрелов.
От Тифлиса до Акстафы поверхность волнистая, безводная, не предоставляющая растительности ничего кроме ковыля и бурьяна, местами прикрывающих обнаженные вершины и лощины мертвенно спящих бесплодных равнин. В левую сторону от пути видны радостные оазисы цветущей зелени небольших перелесков по течению реки Куры, тонкой ленточкой мерцающей в перспективе степного ландшафта.
В Акстафе мы наконец-то прибыли – цель нашего путешествия. Семь часов утра. Наскоро выпили чай, проверили ружья и патроны, а затем расспросили своего знакомого – надзирателя шоссейной заставы, о количестве дичи.
Можно ли нам посстрелять фазанов по очереди?
— Фазанов? Да штук по пятидесяти поднимем.
— А фазаны? Вокруг Тифлиса этого добра предостаточно, — возразил пылкий охотник. — Я приехал здесь убивать турачей; дайте нам больше такой дичи!
— Есть курицы и куропатки? — спросил третий.
Можете наносить этим добром многочисленные удары, если гладкоствольные ружья у вас исправны.
— Ну, а зайцы в каком у вас положении?
В отношении зайцев я сам часто питаюсь: захотелось зайца — отошёл шагов пятьдесят от дома и тут же убиваю его и возвращаюсь домой. Зайцев у нас очень много! Если охота на фазанов и турачей не удастся, то мы можем за всё рассчитаться зайцами. Только сильно бить!
Через час мы прибыли к месту охоты. Пять человек и проводник цепью обходили узкий перелесок по р. Акстафе, который в некоторых местах отделялся лужайками и посевами кукурузы. С нами были два сеттера и две собаки: помесь легавой с таксой и пойнтера с сеттером. Последняя помесь — ищейка — сразу же взяла поля шагов на сто вперед, оставив своему хозяину разыскивать дичь самому. Вскоре мы все разошлись в отдаление друг от друга, и только треск сухих прутьев изредка нарушал тишину.
Раздалось два выстрела.
— Смотри на фазана, — предостерег голос стрелка.
Выстрелы участились, мы приближались к лучшим местам для охоты, совершая при этом десятки промахов по фазанам. Из терновника шумно вылетают фазан и вальдшнеп, а под ногами заяц с громким топотом длинными прыжками уносит собаку вперед, оставляя вас без участия в погоне. Хрипло крича в груди «Назад!», собака игнорирует ваши команды: горячий сеттер вместе с помесью других пород увлекается за зайцем слишком далеко. Вам приходится идти одному и стрелять наугад.
— Гон, гон! — раздается отклик.
— По чему стреляли?
— Кажется, по турачу.
— Я сейчас выстрелил в персидскую курочку. Перья осыпались, а она улетела. У меня мелкая дробинка.
— Каро, уходи! — сердито кричит охотник, преследующий свою собаку в лесу. — Заберите своего Каро!
— Каро, подойди сюда! — звучат два выстрела: два фазана падают мёртвыми вниз.
После полуторачасовой охоты у нас собралось всего около десяти разной дичи. Фазанов нашлось значительно меньше, вальдшнепов практически не встретили, а куропаток оставили позади, в сторону, где планировали отправиться на следующий день.
II
Пройдя четверть версты по живописным окрестностям с зелёными полянами, садами старинных каштанов и огородками, кое-где усыпанными крестьянином капустой, остановились на привал, чтобы перекусить.
— Ради бога! — воскликнул пылкий стрелок приятелю.— Тут почти нет зверья, поди, дальше бесполезно искать. Лучше пойдем за зайцами!
— Вы что! — уговаривал его спутник. — Вина лежит на вашей собаке. Здесь множество фазанов…
— Удивительно, господа. Стреляете, а я до сих пор ни одного фазана не подвёл.
— Да вы же стреляли несколько раз.
Я выстрелил по дичи, но моя собака никого не нашла.
Хорошо, что вы сознались; теперь получается, собака виновата во всём… Если бы она умела лазить по колючке и кустам, тогда бы у вас были фазаны. Наши собаки, господа, никак не годятся для охоты на фазанов.
В это время недалеко от нас громко пронеслось тюлюканье и гиканье нескольких татар, обрабатывавших огороды. Картина представляла во всей красе скакавшего по поляне зайца, за которым гонялась стая дворняжек с визгом и лаем. Все ближе и ближе заяц повернул к нам; наконец, горячий охотник быстро вскинул «Лебеду» к плечу; раздался выстрел — и беззащитный скакун на полете своего прыжка упал недвижим.
— Ура! — воскликнули мы. — За эти выстрелы дают первые призы!
Вылететь фазанам перед вами очень опасно.
Татары приблизились и пристально разглядывали сначала нас, затем наши винтовки.
— Я, господа, больше по лисицам не пойду, по-моему, лучше идти по зайцам, — сказал горячий охотник.
Примерно в три часа нужно было убедить заядлого охотника на зайцев продолжить погоню за фазанами, ведь с этого времени вся дичь выходит из лесных зарослей на поляны, кукурузники и к краю леса, чтобы поесть и поспать.
Перед нами вдруг появлялись фазаны группами по два и по три; куропатки взлетают стадами с треском; вдогонку мы выпускали залпы; собаки бегали, путаясь, не узнавали хозяев.
С правой стороны раздались два выстрела, охотник закричал «Осторожно!», а меня из кустов засыпало дробицей.
— Ух ты его! — кричит соседушка и стреляет в того же зайца, заяц убегает прочь.
Два человека отошли влево, преодолели глубокую канаву и колючую изгородь, оказавшись на небольшой полянке с несколькими коровами.
— Здесь вряд ли что-нибудь произойдет, — сказал я соседу, и в этот момент под ногами у меня с громким шумом поднялся старый золотой фазан, тут же снова опустившийся на землю.
— Нужно искать тут целый табун, — ответил соседа, и две фазанке выпорхнули сразу.
Два выстрела произвели оба, но оба промахнулись. Пока не могли зарядить ружья, два старых фазана вновь поднялись и мы снова одновременно выстрелили по два раза.
— Извини, охотник! — сказал приблизившийся к нам татарин. — Застрелил ты моего быка?
— Какой бык? — в недоумении спросили мы его.
— А вон там, за кустом его стоит.
Без ответа нам шагнули шагов сто вперед и возобновили стрельбу по фазанам, вылетавшим из-под ног группами. С учетом всего получилось восемь фазанов. Темнело, и мы поторопились собраться.
— Гоп! Гоп! — подали мы сигнал.
— Гоп! Гоп! — издалека послышался нам ответ. — Пильнуй его!
Двойной выстрел прогремел. Я безмолвно прицелился в убегавшую добычу, и вслед за выстрелом на полянке появился огромный дикий кот, вздыбившийся перед смертью.
С фазанами, двумя зайцами, тремя куропатками и длинным лоснящимся диким котом мы пошли по дороге, ожидая трёх охотников, отделившихся вправо. Вечерний мрак опускался кругом; в разных местах слышались крикливые голоса работавших на поле татар; галки и вороны стаями лепились к ночи по высоким каштанам, скворцы и дикие голуби с шумом неслись с полей к лесу. До ночлега оставалось пройти две версты по торной, шоссированной дороге; мы подали сигнал сбора, и немного спустя наши компаньоны вышли из чащи кустов на дорогу к нам.
— Дайте мне немного передохнуть, друзья! Посидим хотя бы минутку, — задышал, говоря, уставший охотник, бросая в сторону крупного зайца, добычу сегодняшнего похода.
До станции оставалось полтора verstа. Сидеть больше было нежелательно: пот лил с нас рекой, а вечерний холод пронизывал до костей. Пошли дальше.
— За что вы тут такой стреляльный бой устроили? — спросил я товарищей.
— Здесь перед нами стаями поднимались куропатки, и нам удалось добыть лишь трёх; кусты слишком густые, приблизиться невозможно.
В прошлом году на этом же месте у меня был курьезный случай, — перебил наш общий знакомый. Я отправился на охоту с двумя нашими агаларами, ястребами и легавыми на фазанов и куропаток; было около четырех часов. Мы прошли лучшие места и ни одного фазана не подняли. Один из агаларов сказал:
Не пора бы подняться на гору? Там сейчас, наверное, куропатки.
Сделав это, мы ещё не успели подойти к горе, как из-под нас близко поднялось стадо курочек, около сорока штук. Мы все опешили; собаки в этот момент помчались в одну сторону, а ястреба со своими погремушками — в другую. Прошёл четверть часа — ни собак, ни ястребов больше не видно.
Мои агалары загоревали. Пропали, говорят, теперь ястреба: или залетели в горы, или где-нибудь опустились на курочек. Бросились во все стороны шарить по кустам. Я смотрю — самый бойкий ястреб сидит на скале и зорко смотрит вниз; я ближе к нему. Вижу тут же, перед ним, несколько курочек прижались вплотную к земле и, как мертвые, не шевельнутся; я подкрался к одной — цап её рукой. Потом другую, третью и таким способом забрал пять штук; а ястреб сидит на верхушке скалы и глаз с меня не сводит. Подъезжают агалары с доезжачими.
— Ну что? — спрашиваю их. — Ястребов нашли?
— Где тут найти! Это все наделал каналья Абдул.
— Сам же ему приказал — выпускай сокола, — возражал конюх Абдул.
— Спокойно! Посмотрите вверх, и вы увидите своего замечательного ястреба.
Хозяин махнул рукой ястребу, тот быстро прилетел ему на плечо. Радость была безграничной.
— А вот это смотрите! — показал я агалару на пять живых кур.
— Где вы взяли? — удивленно воскликнули все.
— На этом самом месте, где вы стоите.
Агалары обменялись татарскими возгласами, несколько раз постучали языком и отправились искать другого ястреба. Абдулка же, вернув ястреба, самодовольно улыбаясь, стал гладить по головке желтоглазому разбойнику, который проворно осматривал всё вокруг.
— А другого ястреба нашли?
Рядом с первым, он расположился на курочке и съел её почти наполовину.
К станции мы бесшумно приблизились и с радостью избавились от предметов своей охоты.
Похоже, есть единственный момент в жизни страстного охотника, когда он почти разочаровывается в прелестях даже самой удачной охоты. Этот момент наступает тогда, когда он, после дневной утомительной ходьбы, возвращается к месту ночного отдыха, ставит ружье в угол, спешно сбрасывает с себя все доспехи охотничьих принадлежностей и грузно опускается на первый попавшийся стул, диван, скамью, кровать — что попало. Только в этот получасовой промежуток отдыха охотник невольно погружается в недавнее прошлое и сознает при этом всю прозу, пустоту этого занятия, трату бесплодно сил и времени и всю безотчетность подобного удовольствия крайне сильных и убыточных ощущений для тела и кармана.
Из собрания Павла Гусева
