В журнале «Калибр» недавно увидела интересный сборник статей о советских охотничьих ружьях.
Недавно в журнале «Калибр» нашла интересную подборку статей об охотничьих ружьях, производившихся в Советском Союзе. Обычные, массовые модели, созданные не для получения прибыли, а для охоты. В то время они стоили не очень дешево, но и не так дорого, чтобы их могли позволить себе только избранные охотники СССР.
ИЖ-26 — ружье из СССР
Прошло немало времени, прежде чем охотники начали по-настоящему ценить своё имущество. Ружья, которые раньше считали обычными и банальными, показали свою ценность, и охотники осознали, что в СССР была интересная и сильная оружейная школа проектирования оружия для охоты.
Производство ружья ИЖ-26 шло всего шесть лет — с 1970 по 1975 год. Самым позднему экземпляру уже исполнилось 45 лет, однако оно по-прежнему интересно и актуально не только коллекционерам, но и обычным охотникам.
Мой комментарий
В 1972 году отец приобрел ИЖ-26 после того, как наш отряд отправился из Москвы покорять Сибирь для возведения газопроводов в посёлок Светлый Березовского района Тюменской области.
В окрестностях затерянного в тайге поселка нефтяников встречаются реки, озера, болота. Часто вдоль берегов протекают кедрачи, но также можно увидеть березы и другие листопадные деревья и кустарники.
Недавно в интернете обнаружил фильм «Улица надежд». В нём рассказывается о создании этого поселка и освоении Западной Сибири. До этого там почти не было людей – совершенно девственные места, куда можно было добраться только вертолётом. Желающие могут без труда найти и посмотреть этот фильм, чтобы понять, как тяжело было осваивать эти места и какими замечательными были люди.
Там жили разные дичи, особенно весной и осенью во время миграции.
К примеру, черные турпаны – огромные утки, почти гуси, с грубым о Fall покрытием.
Наш приятель с помощью пятизарядного Браунинга, крайне редкого в то время оружия в Советском Союзе, стоявшего тогда приблизительно пятьсот рублей, выстрелил по турпанам во время пролета.
Это оружие неплохое, но когда оно сбивало турпанов в воду, их нужно было тут же достреливать из ружья. Дробь оставляла лишь синяки, разве что попадет в голову или шею. А иначе турпаны быстро приходили в себя, ныряли и продолжали свой путь, а некоторые даже улетали с недовольным карканьем – наверняка предназначенным этому охотнику, мол: нельзя же так поступать с живыми утками!
Поэтому отец заливал патроны крупной дробью — от тройки до единицы — горячим парафином, проливая её сквозь, сверху и снизу. После этого никого уже не нужно было бить на близком расстоянии — на 60 метров запросто разрывались бронированные турпаны такими патронами, не говоря уж об остальных уток.
В больших стволах курковой тулки калибра 16, которую отец передал мне, такой способ не работает: пуля всё равно идет прямо. А вот в узких ижевских ружьях – на ура: первые тридцать метров залитая парафином дробь летит почти пулей, а потом начинает расходиться и резкость получается о-го-го – шьет утку навылет.
Возможно, это происходит потому что парафин плавится от трения снаряда о стенки сравнительно узких ижевских стволов, и в результате из них вылетает своеобразная «жидкая пуля». Отец использовал папковые гильзы, при таком способе зарядки, конечно, одноразовые.
Отец владел стрельбой мастерски и с удовольствием демонстрировал это друзьям-охотникам, немного подшучивая над ними, пробуждая нервы и самолюбие, при этом тщательно скрывая секрет патрона, который так несправедливо обходили вниманием авторы охотничьей литературы, на форумах и везде, где только можно, всякими «знатоками» и «экспертами».
Стрелять влет практически без промаха отец научился в армии, как говорил сам, – когда в его части ППШ вагонами расстреливали. Их тогда заменяли на АКМ, снимали с вооружения и из СССР отправляли в Китай. Солдаты его части тогда от скуки и озорства, да и потому что патронов на пристрелку выделили без счета, по мишеням и по всему, что попадалось, палили.
Охотой отец занимался раньше службы в армии, когда дичи было много в Подмосковье, он ездил на электричке, например, на станции Апрелевка, Десну, иногда в Бекасово, изредка и подальше – на Московское море, в Завидово – там ещё не существовало правительственного охотхозяйства для Брежнева.
Отпуска человек частично подстраивал под сезон охоты, так что она играла для него важную роль.
Каждый год мы с родителями и друзьями ездили в походы на байдарках. Для нас это были лучшие каникулы детства: полная свобода – купаться, собирать ягоды и грибы, ловить рыбу, загорать. Родители устраивали конкурсы и соревнования, а компания нас радовала — иногда нас собиралось до десяти ребят самого разного возраста. Меня например, взяли в свой первый поход в четыре года!
Костры, песни под гитару, рассказы вечерами, каша с ухой дымком, картошка с жареными грибами, собранными лично тобой, рыба, пойманная своими руками, дрова, собранные и посуда помытая – всё сделано самостоятельно!
В этих походах получали закалки, как физическую, так и моральную: нужно было делать всё самому, не только для себя, но и для других. Воспитывали веру в силы, любовь к родине, людям и уважение к себе. Никаких скидок на возраст не делалось, взрослые вели с нами как с равными, только к оружию – подводным ружьям, охотничьим и топорам – подпускали не всех, чтобы конечности остались в целости.
В разные годы мы побывали на Рузском водохранилище, на Валдае на озере Велье, на Битюге, на Молдинском озере и реке Волчина, на Угре. Мужчины везде охотились и успешно, так что кроме грибов, рыбы и раков на обед и ужин время от времени была и дичь, в основном весной, когда выезжали на майские праздники, либо во второй половине августа.
Вот одно утро на реке Угра, когда я изображен с очередным трофеем отца.
К нашему переезду на Север отец стал опытной охотником, а я вырос из избалованного городского ребенка в умелого рыболова и путешественника.
Мне недолго осталось до приобщения к охоте. В ближайшую осень это произошло в идеальном варианте: вокруг тайга, пролет водоплавающей птицы, изобилие дичи, избушка в тайге и никого на много десятков километров, кроме нашей охотничьей компании!
О лучшем и мечтать невозможно!
Вся компания охотников собиралась весь год: копили дни отдыха, заряжали патроны и запасались всем необходимым для удачной охоты. Весной и осенью группа отправлялась на десять или пятнадцатидневный отдых в избушку на Черные озера – кормовые разливы ручьев и речушек, расположенные за тридцать километров от поселка.
После первых дней охоты и рыбной ловли мужчины уже начинали «перебирать харчами», например, сегодня будут стрелять только чирков.
Впереди — провал, затем — пустое место, и наконец — тёмное дело.
Штрафы предусмотрены были, для большей интриги: кому же мало добычи досталось, или вовсе «попом» явился – тому посуду драить. Второй сзади – на дрова! Следующий – уток щипать, или на картошку! И так далее.
Охотничий азарт только возрастал! Никому не было ни обидно, ни скучно. Справедливость и нервы щекотали! Ещё у них было одно условие: промазал по оговоренной дичи или не ту дичь по ошибке сбил – минус 50 грамм вечером в пользу остальных.
Отец всё же пожелал придать этой радостной жизни немного остроты.
Отец терпеливо ждал, пока прекратятся выстрелы товарищей, а их единственная пятизарядка застанет или поднятую собакой стаю дичи и уцелевших уток. Кажущиеся для всех обреченными на Воркуту птицы улетели за пределы разумной дистанции. При этом отец успевал громко произнести свою любимую фразу – «специально для негров» — и сбить хотя бы одну утку из стайки, а иногда и двух, вызывая общий изумление и даже негодование таким изощренным поведением в отношении уязвленной охотничьей репутации своих товарищей.
Охотники, стрелявшие на Северах несколько лет и неплохо владеющие оружием на нормальных дистанциях — до 40 метров, долго не могли смириться с ежедневными издевательствами. Даже пытались палить на большие расстояния для восстановления душевного спокойствия, несмотря на угрозу штрафов, за что от отца получали обидные прозвища «мазилы» и «салютуны» — стреляющие «в белый свет как в копеечку».
Патроны у были стандартные, не залитые. Позже, в полном отчаянии, договорились по единой команде палить одновременно по крайней левой утке улетающей стаи. Команда была емкой, краткой и с очень эмоционально-непечатным смыслом.
В ту осень отец, пренебрег школой и мамиными волнениями о моей судьбе, увёз меня, 12-летнего ребёнка, с собой, и я всё это с восторгом наблюдал и смеялся.
Схватка соперников-отцов была бы увлекательной для любого случайного зрителя, который принял бы это за уникальное цирковое представление в тайге: группа небритых мужчин с оружием, снаряжением и грустными лицами, вместе с обученной рыжей собакой, выступала перед вооруженным мальчиком.
Этот наблюдатель мог подумать, что наткнулся на тренировку дикого партизанского спецназа, возможно, потерявшего рассудок во время занятий.
По берегу озера по цепочке двигалась группа военных с оружием, готовых запастись едой на долгую зиму.
Рыжий пес мчался впереди, пугая куропаток и тетеревов с клюквенных и брусничных прибрежных участков, преимущественно уток. Вблизи никто из охотников не стрелял, сохраняя традицию, кроме меня. Я находился вне игры, «ввиду общего на до мной превосходства в стрельбе».
Для обеспечения безопасности всех меня пропускали первым, потому что направление взлёта птицы и мой выстрел были непредсказуемы. Стрелять вперед, в сторону берега или назад было запрещено – даже если появится слон, под угрозой лишения ружья на весь день. После выстрела в сторону воды мне приказывали моментально присесть или упасть, вот так я охотился, как настоящая легавая собака, но не только я!
После моего, как правило «пуделя» (но всё же не всегда), утки, наподдав жару, стремительно удалялись в самых невероятных направлениях. Отец кричал мне «ложись», я падал, а остальные, изнемогшие на хозработах, по сокращённой команде «крайнюю е…шь!», производили залп по перепуганным уткам, и иногда небезуспешный! Затем следовала команда отца «ложись!», и дуплет отца, очень редко безрезультатный! И сразу после этого – мой заливистый, в клочья рвущий «негритянские души», оскорбительный хохот!
Обида накапливалась у отца на этих бесчисленных охотников, как их в шутку называл, самотоптунов, салютунов и самоплавунов, усиливаясь из-за вызывающе пренебрежительного, возмутительного и оскорбительного для них поведения нашего пса Рыжика – годовалого кобеля западно-сибирской лайки, проявляющего пренебрежение ко всем, кроме хозяина и меня.
Младший Рыжий Сукин Сын, пса так мстительно звали, а не Рыжиком, как какого-нибудь Виннету Большой Змей, исправно доставал из воды только уток, сбитых отцом или мной. А всех иных уток, сбитых другими охотниками, пусть даже одновременно с отцом из одной и той же стаи, полностью игнорировал — как будто их тут и в помине не было — ни уток, ни охотников!
Охотник в момент выстрела практически всегда чувствует попадание или нет. Как же Рыжик, собака охотника, это делал — неизвестно, мне остаётся только удивляться.
Собака по кругу обплывала лежащих на воде уток, а иногда даже отодвигает добычу со своего пути, когда плавал за утятами, которых сбили. Всее-ооо!!!!
Затем начался концерт. Пес отряхивался и зевал, глядя на команды и просящих бессобачников. Иногда он чесал задней лапой за ухом в ответ на обещания вкусняшек за принесенную утку, словно говоря – не веди себя наивно, тебе надо – ты и плыви!
Иногда он, безо всякой причины, словно из хулиганской злобности, опрыскивал окрестности или справлял нужду в неположенном месте. На фоне умолений это выглядело еще более грубо – так, как будто пес всем им говорил: да… я на вас всех с высоты колокольни!
Всех раненых он выбирал из любых укрытий и даже из-под воды, независимо от того, кто их сбил, и аккуратно давил. Но если подранком руководил не отец, то над «счастливчиком» продолжалось издевательство в особой извращенной форме — пес сразу же выплевывал его из пасти, как только добирался до ближайшей сухой кочки, находившейся пусть даже посередине лужи, озерка или болотины.
Другим, опоздавшим или промазавшими охотникам, хотелось пошутить над счастливчиком, добывшим дичь, теперь же пытающимся хитростью загнать пса в воду и свою утку. В противном случае ему вечером придется снова мыть посуду.
Радостный, особенно впервые попавший в компанию неопытный охотник, тут же становился объектом насмешек и подколов уже знакомых горьким опытом товарищей, злорадно затаивших дыхание в ожидании продолжения этого «пармезонского балета».
Возьми собаку под мышку и плыви с ней за утятами — так поступают все, кричали другие!
— Зачем под мышку?
– Ну ты и предложил! Сам-то пошел бы туда же, или лучше пусть собака пахнет?
Держи карман шире, пока стакан не нальют, не поплывет, проверенно, — кричали ему.
— Куда, куда кто стакан? — запинаясь, спрашивал потрясенный общей суматохой охотник.
Безумный человек! Дадим по стакану, это же не для собаки.
Дайте ей закуску, ведь мы и так с удовольствием ели эту собаку.
Если «Энтот Младший Рыжий Сукин Сын» не плывет, то вон стоит «Старший Рыжий Сын», попроси его, может он вместо младшего сплавает. Веселье нарастало.
Обиженные Рыжиком охотники высказывали множество различных советов, всё же иногда грубыми казались их речи, ведь часто не отличались личностью.
Все эти собачьи фокусы никак не касались куропаток и тетеревов – их Рыжик всегда упрямо подавал в руки отцу, кто бы их ни сбил, иногда даже порыкивая в ответ на попытки кого-либо получить у пса свою законную добычу.
Собака не жалела уток, ведь лайки по природе недолюбливают их, словно старые охотники из высшего общества. Добавьте к этому то, что собака даже не ела уток ни в каком виде.
И куропаток, и тетеревов перерабатывал, как и глухарей, рябчиков, белок, ондатр, зайцев, а также всех остальных, но только в приготовленном виде. Разорванную дичь мять не любил, да и рвать ее не брался, тем более утаскивать и жевать.
Обращу внимание молодых охотников, у которых всё жизнь впереди – умный жизненный совет даю, но чтобы ни у кого обид не было, особенно моей второй половинке.
Неизвестно, случится ли когда-нибудь так, что она увидит это сообщение — в жизни может произойти всё. Но лучше быть осторожным!
Далее я выделил курсивом свои мантры, написанные исключительно для жены — на всякий случай. Я вовсе не по злому умыслу, не для насмешки и не ради хулиганства, а исключительно с благими намерениями, чтобы гарантированно созидать и поддерживать самые искренние, нежные и прочные семейные отношения. Сделанное мною собственными руками. Трогательных семейных связей на протяжении всего совместного пути. — ТУТ ВНИМАНИЕ! — так вот, К моей бесценной жене я всегда обращаюсь ласковым словом. «СОЛНЫШКО»!
Это с одной стороны.
С другой стороны, формирование в себе абсолютной, наглой уверенности в успехе всех начинаний важно. Главное – гарантированное получение мною, горячо любимым, всего, чего бы я ни захотел, по первому же щелчку пальцев, причем… Лишь неистребительными способами и абсолютно необходимыми После всего этого успокоения совести, — именно поэтому, как ни странно это может показаться моей жене после вот этого совета, — у меня всё же есть, хоть и в глубине души, но есть. Также для сохранения наперекор всему своего душевного равновесия. Я постоянно адресую моей дорогой супруге только ласковые слова. «СОЛНЫШКО»!
Но это исключительно для нее самой она, ЕДИНСТВЕННАЯ МОЯ И НЕНАГЛЯДНАЯПовторяющиеся фразы, но уже не совсем подобные мантрам – таковы. СОЛНЫШКОМНо я ведь знаю, кто из нас двоих Солнышко — ещё мама и бабушка мне об этом говорили!
Так вот я всегда жене прямо и нахально говорю: «Галочка, может Солнышку захотелось чего-нибудь вкусненького, а ещё – ему, наверное, рюмочку коньячка с лимончиком? А после этого оно, возможно, отдохнёт, полежит на мягком диване?»
Вы прекрасно знаете, что моим супругам всегда нравились мои просьбы, даже те, которые я излагал в этой охотничьей форме.
Все познания человек получает благодаря охоте: прежде всего требуется тщательно изучить поведение зверя, преследовать его, обмануть, и внезапно настигнуть в то время, когда зверь чувствует себя защищенным.
Бессмысленно бродить по пустым местам.
Это лишь испортит твои ноги, а также приведет к попаданию разных неприятностей – клещей, например, или ещё худшего. Охота такая не принесёт удовольствия.
Знать нужно биоценозы ценной дичи, туда и ходить! Это не пивнухи, кабаки, танцполы. У настоящей, красной дичи – совсем другие места обитания. Жизнь и ваша голова подскажут, какие именно.
Так держать, ребята, и всё будет хорошо! Отпустят и на охоту, и на рыбалку, и даже выпить с друзьями.
Незаменимые помощники — собаки! Без них можно обойтись без купания и мытья общей посуды. Ваш преданный четвероногий друг окажет весомую поддержку, проверенно временем!
В конце повествования обратимся снова к автомобилю ИЖ-26, соглашаясь с мнением журнала «Калибр».
Превосходное ружье: мощное, с толстостенными стволами, при этом сравнительно легкое. В производстве использованы качественные материалы, отличная стойкая хромировка стволов, абсолютная безотказность. И наконец, сравнительно низкая цена – по-моему, заслуга торгующих, пытающихся любыми способами продать дорогие иномарки и для этого всячески умалять отечественное оружие.
Настала пора проснуться! Вот яркий пример: ружье пятьдесят лет, эксплуатировалось в тайге, на болотах и озерах, перевозилось вездеходом, моторной лодкой, просто пешком, не всегда сразу после охоты чистили – хромированные каналы стволов, стреляло и пулями, и картечью, и дробью, залитой парафином.
И ружьё, несмотря на заявления «экспертов», — просто отлично! Никаких сколов, никакого шатания, никаких трещин на прикладе. Только лак на прикладе немного облупился и воронение местами посветлело от интенсивного использования.
И ни разу не отказало.
Кто-нибудь сможет показать современное иностранное оружие, например модное самозарядное? Нужно надежное, долговечное, универсальное. стреляющее как заводскими, так и самодельными патронами, бесшумно перезаряжаемое по необходимости и доступное по цене?
Пока, я думаю, не дорогое!
Сейчас это оружие принадлежит моему сыну, и я верю, что сын передаст его своему ребёнку, когда тот появится на свет и вырастет, а потом тот — своему сыну.
В последнее время торговцы хвалят Перде, Голланд-Голланд, Винчестер, Ремингтон, Зауэр, Меркель и прочие, но из-за стоимости даже на охоту с ними опасаться приходится – дорогое оружие отберут.
Это как идти на работу в носках от Пьера Кардена. У нас своё оружие, и оно ничем не уступает оружию других.
