В своей книге «Журавлиная родина» Михаил Пришвин называл заболоченную пойму реки Дубны, которая в те времена затрудняла передвижение людей из Талдома в Москву, словом «поймо»
Судя по записям тех лет, раньше это место было как непролазный лабиринт из сотни проток, густо заросших околоводной растительностью. Пересечь его можно было только на лодке с опытным провожатым.
Сейчас здесь проложена прямая грунтовая дорога, которую местные биологи называют БАМ. От нее в разных направлениях отходят десятки канав, ведущих к реке. Вырыты они здесь с одной целью — осушить это место. Летом между канавами сухие поля, но сейчас на этих плодородных почвах редко высаживают сельхозкультуры, и все заросло крапивой. А на месте канав появились деревья, и в них поселились бобры. Это легко определить даже днем, когда животных не видно, так как ночные грызуны оставляют после себя много следов в виде поваленных деревьев.
Смотришь на такую канаву и видишь десятки берез, которые, как карандаши, срезаны у основания и кроной свалены в воду. Ночью бобры отгрызают ветки этих деревьев и кормятся. Начинают просыпаться и выходить на кормежку эти грызуны после захода солнца. В июне в этих местах короткие ночи, а поэтому у фотографа есть шанс увидеть ночных животных при дневном свете. В один год несколько вечеров подряд я провел, карауля бобров возле накануне сваленных ими деревьев.
Мне не везло: то я выбирал неправильное место, то бобры появлялись, когда снимать было слишком темно. Приезжал на дачу после таких поездок я в темноте, что требовало разъяснений в семье. Иногда рассказывал о событиях, произошедших вечером. Однажды мне даже удалось сделать несколько кадров кормящегося животного, который был наполовину в воде. Но все же полученные фотографии меня не удовлетворяли, и потому приходилось продолжать попытки отснять бобров.
В одну из моих поездок со мной напросилась поехать жена — Галочка. Про себя я решил, что если посажу супругу подальше, то она мне не помешает фотографировать осторожных животных. Себе я выбрал место со свежими бобровыми погрызами, а ее посадил в 70 метрах, где было чуть меньше следов. Вот сидим мы и ждем темноты, каждый на своем месте. Бобры должны появиться, когда начнет темнеть. Но вот уже совсем темно, а у меня тишина, никого. Вдруг прибегает жена и восторженным шепотом говорит:
— Приплыл бобр, вылез на берег возле меня, отгрыз веточку дерева, а затем понес и отдал ее своей подруге в воде.
Спрашиваю:
— Зачем пришла? Сидела бы и смотрела дальше.
— Я пришла за фотоаппаратом. Пойдем снимать.
Ну конечно, у нее фотоаппарата не было, ведь я был уверен, что к ней уж точно бобры не приплывут. А сейчас, услышав шум ее шагов, бобры испугались, нырнули и теперь, возможно, приплывут сюда, но уже в темноте. Сказал я ей это, мы собрались и уехали домой.
Жена, конечно же, рассказала эту историю своим родственникам. И в следующий раз ехать с нами напросилась сестра жены, а с нею и ее муж, который был в тот день чуть «принявши». Приехали мы вчетвером на то же место, расселись вдоль берега. Сестры сидят тихо, ждут бобров. А свояку стало «совсем хорошо» и уже не до бобров: отдохнуть бы где-нибудь! От машины мы находились всего в 500 метрах, поэтому свояк решил отойти от канавы и, чтобы нам не мешать, примостился в прибрежном лесу, чуть поодаль.
Смеркалось. Я уже увидел молодого бобренка, который плавал в канале, но почему-то не выбирался на берег. Чуть поодаль другой зверь скрипел зубами — грыз ветку. Нужно было чуть подождать, чтобы увидеть что-нибудь интересное. И тут раздался громкий треск, зверь нырнул в воду, громко хлопнув хвостом. Для бобров это был сигнал тревоги. Теперь они будут подозрительно и долго прислушиваться, перед тем как выбраться на сушу.
Наползли сиреневые сумерки, для съемки не хватало света… Что же все-таки произошло? Оказывается, мой свояк выбрал для сидения наклоненную сушину, которая под его весом с громким треском сломалась.
Бобров в тот день мы больше не увидели, а для книги о природе Подмосковья мне пришлось просить снимки бобров у другого фотографа, который специализируется на фотосъемке зверей.
