Было мне лет пятнадцать, когда я уже самостоятельно бегал в лес с ружьем отца и русско-европейским кобельком брата — Саяном. От дома, чтобы попасть в лес, надо было скрытно пройти узким переулком, а за ним уже начиналась свобода
Пойменный луг реки Березины переходил в настоящие хвойно-лиственные заросли-джунгли урочища Бобовки. Через Бобовки текла криничка с ледяной студеной водой, которую во многих местах своими плотинами перегородили бобры, тем самым запрудив криничку и кое-где даже заставив выйти ее из берегов.
К тому времени я уже хорошо знал несколько хороших, активных тяг вальдшнепа в урочище, на пересечении которых за вечер приходилось до пятидесяти пролетов птиц. Приученный к порядку, много я не стрелял: делал всего два-три выстрела для своей души и для радости Саяна. Однажды, ближе к вечеру, я, как обычно, спрятал разложенное ружье, повесив его на ремне через шею под маминой фуфайкой, и шел по узкой улочке на луг, держа на поводке Саяна. И тут случилось совершенно неожиданное. Из-за поворота переулка, по которому машины ездили раз в год, выехало два УАЗа, а за ними — большая военная машина с будкой и высокой антенной. Убегать было некуда: вокруг забор.
Я присел, будто поправляя шнурки, но передний УАЗ остановился прямо возле меня.
— Ну, куда это мы идем? — дверца УАЗа открылась, и первое, что я увидел, были широкие красные лампасы.
— Да вот… Собаку прогуливаю, — несмело соврал я, лихорадочно придумывая, как и куда убегать.
— А ружьишко-то не рано ли тебе носить? — спросили лампасы.
— Какое ружьишко? — возмутился я и тут же с ужасом заметил, что ствол разложенного ружья предательски торчит из отворота телогрейки.
— Не вздумай драпать, — словно угадав мои мысли, сказал вышедший из машины высокий военный с лампасами на брюках. — Ты откуда сам?
— Я? Вон мой дом.
— Так ты Виктора брат? — спросил с улыбкой военный. — Как твоя фамилия?
Так я познакомился с командующим армией генералом Хайдаровым, и уже через десять минут мы ехали в одном УАЗе на мою вальдшнепиную тягу. Генерал рассказывал мне как равному, что он не очень давно приехал в наш город, но является заядлым охотником, причем охотился и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и в Германии, и в Венгрии. И вот он очень даже ненавязчиво попросил меня сводить его па вальдшнепиную тягу — я признался ему, куда шел. Меня смутили машины, двигающиеся за нами, но генерал с виноватой улыбкой ответил, что без них он не имеет права находиться: охрана и связь должны быть при нем всегда (в то время не было еще мобильной связи даже у командарма танковой армии).
Тем не менее машины мы оставили на взгорке пред спуском в Бобовки, и все протесты адъютанта генерал оставил без внимания; и мы вдвоем, да с Сяном, пошли па мою тягу — благо идти было всего с полкилометра. Генерал внимательно и удовлетворенно рассматривал следы косуль, лосей и кабанов на тропе, по которой мы шли, тихо расспрашивая меня об охоте, о брате, о родителях и успехах в школе. И как только мы подошли к моей полянке, генерал тут же заулыбался:
— Так ты дашь мне разок-другой выстрелить?
— Конечно, — не без гордости и радости ответил я. — Вы станьте….
— Э, погоди-ка! Дай-ка я попробую выбрать место сам, не подсказывай, пожалуйста. А патроны я тебе потом отдам. Идет?
— Конечно, — обрадовался я такому повороту событий, — еще как идет!
Солнце тихо спряталось за верхушки островка на болоте. Вовсю гомонили бекасы, изредка пролетали утки, крикливо перекликались вездесущие дрозды. Мы с генералом тихо перешептывались, когда на поляну выскочила облезлая линяющая лиса. Она сразу же нас заметила и быстро скрылась в кустах ивняка. Весенний лес жил своей необычной загадочной жизнью, и я чувствовал и видел, что генерал, так же как и я, радуется, любуется и наслаждается природой, глубоко вдыхая аромат распускающихся почек осин и березок. Кроме этого, я заметил я, что он слегка волнуется, держа мою, а точнее отцовскую, курковку в своих руках. Ему надо было отойти к перешейку, где две заросшие высокой прошлогодней травой полянки соединялись полосой ивняка и крушин, но я молчал, помня его просьбу. И вот уже стихли бекасы, почти угомонились дрозды, небо из серого стало свинцовым.
— Ну, я пошел, — шепнул мне генерал
— Куда? — опешил я.
— Я стану вон на том перешейке, ладно? — он улыбнулся. — А ты, если не возражаешь, после моих выстрелов пусти Саяна, как и договорились, хорошо?
— Конечно!
Саян подозрительно поглядывал на чужого человека, который взял у меня ружье, и недовольно вертел шеей, ожидая, когда я сниму ошейник и отпущу его. Но я такой свободы ему на этот раз не дал, потому что он легко мог увлечься и бобрами, уже вылезающими из воды за пропитанием, и лосями, а то и кабанами — все эти животные в то время в большом количестве обитали прямо в пяти-десяти километрах от крупного индустриального города, на окраине которого и жила моя семья. Вслед за уходом генерала пролетел первый вальдшнеп. Громко хоркая, он ровно тянул свою нитку прямо к перешейку, в кустах которого скрылся генерал. Выстрела не последовало. А вскоре над полянами завертелся, закружился настоящий хоровод вальдшнепиных танцев в воздухе. И хоркая, и цыкая, кулики летали над полянами вдоль поймы, а также поперек полян, с опушки леса обратно к реке.
Выстрелов все не было. Саян уже перестал рвать поводок и вообще не смотрел в мою сторону, явно обидевшись на меня за такое поведение. И тут раздался выстрел, Саян первым заметил падающего вальдшнепа, метнулся, захрипел. Едва я отстегнул поводок, как он рванулся к месту падения птицы и через несколько секунд, довольный, положил ее у моих ног, ожидая заслуженной похвалы. Второй выстрел. Третий. И все без промаха. Три птицы лежали у моих ног, когда послышалось шуршание травы и в темноте показался силуэт охотника. Саян предупредительно зарычал. Правильно: наша добыча! Но генерал, улыбаясь, «попросился» подойти к нам, и Саян, не без моей «подсказки», недовольно успокоился.
— Ну, ребята! Ну и охота! Ну и тяга! Эх, спасибо, эх, порадовали! А какая природа — не надышаться, не налюбоваться! — генерал с восторгом пожал мне руку. — Как я тебя сегодня нашел? Мы хотели посмотреть, где живет начальник охотничьего хозяйства, а видишь, попали на тебя. Передай брату, чтобы на днях нашел меня, а я тебе передам от меня сюрприз. Хорошо?
— Попадет мне от брата, — уныло заметил я. — И от отца…
— Не попадет. Вот посмотришь! — генерал весело потрепал меня по шевелюре. — И патроны я тебе верну, и кое-что передам, что тебе наверняка понравится. А сейчас пошли — надо ехать.
В тот вечер генерал Хайдаров привез меня прямо домой, устроив переполох в моем семействе, посидел за столом, поужинал с нами и выпил чарку-другую хлебной самогонки под квашеную капусту и шкварки с блинами. Мне, конечно, потом влетело и от отца, и от матери, и от брата. Но назавтра брат привез мне три пачки патронов с дробью и необыкновенный, желанный подарок — настоящий армейский камуфляж и армейские берцы маленького сорокового размера.
Сколько раз генерал после этого ездил на ту тягу, я точно не знаю. Кроме того, что с генералом мы ездили на загонную охоту на кабанов, лосей и косуль, мы с ним были там за три года раз двадцать. Я точно знаю, что однажды он даже привозил весной туда командующего округом. А один раз он приехал с красавицей женой. Только на охоту она не пошла; мы с ней остались у разведенного мною костерка на опушке леса, собирали цветы, жарили сало на палочках и даже пили коньяк, закусывая сыром и тоненькими ломтиками лимона. И так хорошо мне было рядом с этой очаровательной молодой женщиной, так просто и легко общаться, смеяться, шутить!
Прошло время. Я ушел в армию, отказавшись от протеже генерала-командарма остаться служить в родном городе, отслужил честно два года в Германии. А в это время командарм, к сожалению, умер: инфаркт. Вальдшнепиная тяга осталась на том же самом месте, такая же многочисленная, азартная, завораживающая, хоть и прошло с тех пор более сорока лет.
Десятки тяг за прошедшее время я нашел сам, десятки мне показали егеря. Но, когда мы уже в настоящее время собираемся на охоту именно на эту тягу, то всегда говорим: «Поехали на генеральскую тягу!» И первую рюмку после охоты мы поднимаем в честь него — настоящего генерала, хорошего человека и преданного природе охотника.